Правнук брандмейстера Серафима - Сергей Страхов

– Не думал, что меня можно удивить! – произнес Шива. Его голос уже не казался молодым. Звуки рождались из пустоты, и в них не было ничего человеческого – ни эмоций, ни возраста. Великий бог надолго умолк, и пустота терпеливо ждала. Наконец он сказал:

– Хорошо, пусть будет так. Я не отменяю своего решения, но дам ему небольшую отсрочку. Посмотрим, чего стоит любовь смертных. Идем, моя Парвати!

Голоса супругов отдалились и затихли. Рядом бубнил глуховатый голос Ганеши:

– Женщины! Они способны разрушить целый мир одним неосторожным словом! Но, будь уверен, когда не осталось никакой надежды, именно они его и спасут!

Голос отдалился, затих, но через некоторое время приблизился, зазвучал совсем рядом:

– Ведь любит она его больше жизни, а свопы какие-то им мешают! И чем помочь? Я не бог любви Кама. Одно слово, неправильный герой. Уничтожил неуязвимых ракшасов, а сам даже не был настоящим героем. Как же я мог так ошибиться… Или все-таки не ошибся?

– Где я? – спросил себя Танюшкин.

– Это не важно, – ответил ему Ганеша. – Скоро ты вернешься к себе и забудешь об этом месте.

– Я помню, как шли ракшасы, я выстрелил во второй раз, потом взрыв. Со мной еще был один человек…

– Не тревожься о нем. Ему дано то, чего он желал.

– Я умер? – задав этот вопрос, Танюшкин не почувствовал никаких эмоций.

– Тело сгорело, если ты это имеешь в виду. Но твое сознание существует. Оно почти растворилось в абсолюте, но все еще способно вернуться в новое тело благодаря тому, что твоя женщина до сих пор молится за тебя и верит, что ты вернешься…

Слова о собственной смерти Танюшкин воспринял на удивление спокойно. Гораздо важнее было то, что он наконец вспомнил, как ее зовут.

– Марианна, – с облегчением произнес он имя светловолосой, чьи заплаканные глаза смотрели на него сквозь золотистый туман забвения.

– Но вот что тебе нужно знать, герой, – продолжил Ганеша, – ты вернешься на берег Ганги в 2017 год, из которого попал сюда…

– В 2017-й? – переспросил Танюшкин. – Не может быть! Когда я летел в отпуск, на дворе был 2013-й!

– В свою смерть ты поверил, а в 2017 год нет? – в голосе Ганеши послышалась ирония, но он, немного помолчав, терпеливо продолжил объяснения: – Нам был нужен герой для битвы с ракшасами, и я перенес тебя на четыре года вперед, в 2017-й. Но, как верно заметил мой великий отец, игры со временем опасны. Я не знаю, останешься ты в 2017-м или линия судьбы перенесет тебя назад в твой 2013 год. Впрочем, все может оказаться гораздо хуже. Ты слишком долго пробыл за гранью, и нити, которые привязывают твое сознание к миру живых, ослабли, истончились. Тебя может забросить куда угодно, даже туда, откуда нет путей в привычный тебе мир. Мне жаль, но я ничего не могу с этим поделать.

– Но вы же бог мудрости! – возразил Слава, который, не перебивая, слушал Ганешу. – Вы, всемогущие боги, все знаете и все можете именно потому, что вы боги…

– Люди склонны преувеличивать, – Слава ясно представил, как сморщилось невидимое в темноте лицо Ганеши. – Знаем многое, но не все, можем и того меньше. Хочешь совет бога мудрости?

– Хочу.

– На твоем месте я бы не надеялся на мудрость богов.

– А на что мне надеяться? – спросил Слава.

– На свою женщину. Ты хочешь остаться с ней в 2017-м?

– 2017-й, – задумчиво повторил Танюшкин. – Значит, в ее паспорте не было ошибки… Конечно, больше всего на свете я хочу быть с Марианной!

– Ты снова встретишься с ней в Варанаси, где сам воздух пропитан магией жизни и смерти, но дальше я ничего обещать не могу. Единственное, что тебя привязывает к этому миру тонкой нитью, – любовь твоей женщины. Все, или почти все, зависит от того, насколько она готова удерживать тебя возле себя. Скажи ей правду!

– Какую? – не понял Слава.

– Что именно от нее зависит, останешься ты в этой реальности или уйдешь.

Танюшкин долго молчал, обдумывая услышанное. Затем глухо обронил:

– Я люблю ее, люблю больше, чем, может быть, позволено любить человеку в этой жизни. Но не знаю, насколько сильно ее чувство ко мне. И потому не хочу подталкивать к решению, о котором она потом может пожалеть. Вдруг она решит спасти меня просто из жалости…

– Каждый из нас делает свой выбор, – печально вздохнул Ганеша. – Прощай, неправильный герой! Надеюсь, если вы оба не наделаете глупостей, твоя отсрочка окажется достаточно долгой. По крайней мере, по вашим, человеческим меркам.

Глава 5

«Ты меня совсем не слушаешь!»

Он очнулся от детского плача и, только когда открыл глаза, понял, что это кричат чайки. Его тело лежало на жестких каменных плитах в нескольких метрах от мерно плещущейся воды. Вернулась тупая боль в сломанных ребрах.

Живой!

Далеко над противоположным берегом Ганги висел тусклый, будто призрачный шар. Восходящее солнце парило в густом, плотном, как смог, мареве, и по розовеющей воде от него к гхатам бежала блестящая дорожка. Заскрипели весла в уключинах, и чернильный силуэт лодки пересек узкую золоченую линию. Где-то далеко звякнул колокол, и его чистый целительный звук поплыл над завороженными водами.

Он шатаясь поднялся, сбросил на землю черную от копоти рубашку и, не обращая внимания на грязную пену и плавающий у берега мусор, вошел в воду по пояс. Постоял, словно вспоминая давно забытое, и, как индусы, пришедшие помолиться великой матери Ганге, три раза окунулся с головой. Затем стал медленно скрести лицо и грудь, смывая в священной воде грязь, кровь и грехи, пока наконец не почувствовал себя прозрачным и пустым.

За его спиной громко запели мантры, и древний тягучий санскрит зазвенел, загудел над просыпающимися гхатами. Протяжные звуки перекатывались и дрожали, рисуя в розовом воздухе узоры, написанные сотни и тысячи лет назад.

А затем вдруг бойко ударили невидимые барабаны, наполняя рассвет густой раскатистой дробью. Он прикрыл веки, чувствуя, как пляшущие палочки взлетают и стремительно падают на шершавую тугую кожу, рождая гулкие упругие звуки, задавая ритм новорожденного дня.

Когда небо посветлело, он заметил, что в реке рядом с ним плечом к плечу стоят люди: серьезные голые по пояс мужчины и женщины в мокрых сари. Одни молились, складывая ладони в намасте, другие пили воду из горстей и набирали ее в пластиковые баклажки, третьи мыли волосы шампунем и чистили зубы.

А сверху по крутым ступеням гхата под звуки мантр спускались тысячи других мужчин и женщин, детей и стариков, текли бесконечным живым потоком. Красочный и яркий, словно цветастое лоскутное одеяло, он вливался в серебряные волны Ганги, а прозрачный воздух дрожал и вибрировал от гудения мантр и торжествующего рокота барабанов, поющих гимны великой реке.

Вдоль берега плыли десятки длинных лодок, битком набитых людьми. Зеленые, белые и