Черное Пламя - Стенли Вейнбаум

В своей прошлой жизни Коннор получил высшее техническое образование и теперь постарался как-то систематизировать сведения по математике, физике и химии — то, что наиболее интересовало нынешнее человечество. Время от времени принцесса задавала толковые вопросы, стараясь уточнить то или иное положение, и Коннор поражался тонкому уму и эрудированности сидящей напротив него женщины.

Когда на город опустились сумерки, Маргарет выключила диктофон и сказала несколько охрипшему от длительной лекции Коннору:

— На сегодня, я думаю, хватит. Завтра с утра примемся за составление таблиц логарифмов: ты укажешь принцип построения, а детальные расчеты проведут в вычислительном центре. Эти таблицы существенно облегчат практическую деятельность персонала предприятий.

Она поднялась из-за стола и предложила перейти в гостиную, где уже накрывали стол к ужину. Однако на этот раз привередливая принцесса не потребовала переменить костюм.

Когда вместе со слугами исчезло и напоминание о трапезе, Коннор с огорчением заметил, что выпитое за ужином вино вновь вернуло к жизни Черное Пламя. И он не ошибся.

Принцесса надменно взглянула на него и высокомерно спросила:

— А тебе не приходило в голову, Томас Коннор, что передача знаний означает для тебя смерть? Кому нужен выжатый лимон!

— Прежде всего, это означало бы, что «Император Земли, Властитель всего сущего» не хозяин своему слову, — ответил Коннор, не обращая внимания на оскорбление. — А что касается меня, то ты, кажется, убедилась, что я не боюсь смерти. Скорее, меня больше страшат упреки в нечестности, в нарушении данного Хоакину обещания. Если бы не это, я сумел бы угнать «Нетопыря» или воспользоваться твоей монетой, чтобы уйти вместе с Эвани. Неужели и понятие «благородство» тоже осталось в прошлом?

— Ты кичишься своим благородством и поэтому решил связать свою жизнь с маленькой дикаркой, хотя я точно знаю, что ты любишь меня! — воскликнула Маргарет. — Ты кичишься своим бесстрашием, но безумно боишься меня, иначе ответил бы на мою любовь!

— Для того, чтобы любить, нужно иметь сердце, — строго сказал Коннор. — Но, думается, выдержать семисотлетнюю жизнь может лишь тот, у кого вместо сердца — в общечеловеческом понимании этого слова — остался только моторчик, перегоняющий кровь! Тобою движет тщеславие, а не любовь, Маргарет.

— Тщеславие? — вскинулась она. — Пусть так! Но за все семьсот лет не нашлось ни одного мужчины, способного зажечь во мне любовь! И дело не в отсутствии у меня сердца, а в неспособности мужчин беззаветно отдаться чувству! В них всегда преобладали расчет или трусость, а подчас и то и другое одновременно! А женщин всегда влечет к себе сила, ее проявления во всем, а не только физическая мощь.

Коннор почувствовал, что на этот раз она не играла никакой роли: это были выстраданные слова предельно искреннего человека. Он захотел снова утешить ее, но в этот момент послышался звуковой сигнал, и чей-то голос произнес:

— Принцесса, под вашими окнами посторонние. Посылаю в сад охрану.

Маргарет включила экран, и Коннор увидел изображение залитой лунным светом скамейки, на которой сидели Эвани и Жан. Она, опустив головку на его плечо, задумчиво смотрела на воды пруда, а он нежно обнимал ее за плечи. Подошедший охранник разогнал парочку, сославшись на позднее время, а Маргарет истерически расхохоталась.

— Она предпочла тебе мальчишку с кухни, герой!

В эту ночь Коннор долго не мог уснуть: в ушах отчетливо звучали насмешливые слова Маргарет, еще более обидные из-за того, что, в сущности, соответствовали истине. Он знал, что Жан давно любит Эвани, но не догадывался о ее чувствах к молодому инженеру.

Прошло не так уж много времени с тех пор, как Коннор предложил ей стать его женой, и девушка не отвергла его, правда, отодвинув срок ответа на месяц. Тогда это не обеспокоило Томаса, поскольку впереди была неизвестность — шла подготовка к восстанию — но теперь он решил внести ясность в их отношения. Эта мысль, поставившая некую точку в его рассуждениях, позволила ему, наконец, уснуть.

Проснувшись довольно поздно, он отправился умываться, с отвращением посмотрев и на деревенский наряд, и на легкомысленную тунику. Завернувшись в купальную простыню, Коннор решил обследовать встроенные в стены помещения шкафы, чтобы попытаться отыскать более привычную одежду. Он уже обратил внимание на то, что многочисленная челядь дворца носила обычные, на его взгляд, одеяния — нечто среднее между спортивными костюмами его времени и нынешним военным обмундированием охраны.

Его поиски увенчались успехом: на одной из полок он отыскал аккуратно сложенный полувоенный костюм, и с удовольствием облачился в штаны и куртку сероватого цвета.

После того, как проблема с одеждой успешно разрешилась, он наскоро перекусил и отправился к Эвани.

Но комната оказалась пустой. Размышляя, куда могла бы отправиться девушка, он подумал о дворцовых садах, и поспешил к выходу. На этот раз все посты пропускали его, не спрашивая пропуска: возможно, помнили, как он предъявлял монету Маргарет, но, скорее всего, принимали за своего из-за серой униформы. Вдруг из внезапно открывшейся двери в коридор устремилась толпа высокорослых мужчин, и Коннор вынужден был поспешно отпрыгнуть в сторону. Его остановил удивленный голос Господина:

— Я с трудом узнал тебя в этом наряде, Томас Коннор! Господа, — обратился он к остановившимся здоровякам, — позвольте представить вам нашего знаменитого пришельца из прошлого.

Те доброжелательно, словно старого знакомого, поприветствовали его и направились вдоль по коридору.

Остался лишь молодой светловолосый человек с приятными чертами лица и внимательными глазами.

— А это только что прилетевший из Антарктиды Мартин Сайр, — представил его Господин, пристально следя за реакцией Коннора. И он не ошибся в своих ожиданиях: тот окаменел.

Облик Сайра совершенно не вязался с уже сложившимся у Коннора образом чудовищного изувера, проводившего жестокие эксперименты над людьми. Но, тем не менее, именно этот симпатичный господин создал армию химер и держал в своих руках судьбы Бессмертных, в том числе и Хоакина Смита. Что станет с миром, если в один прекрасный момент он из друга правителя превратится в его врага? Чего больше в этой дружбе — выгоды или сердечной привязанности?

Эти мысли, вихрем пролетевшие в голове Коннора, прервал голос Господина, предлагавший ему пройти в ту дверь, из которой только что вышли гости Урбса.

— Я хотел бы показать то, что у нас зовется «Всевидящим оком», — продолжил правитель, пропуская перед собой Сайра и Коннора.

Они оказались в огромном помещении, три стены которого занимали миллионы мониторов с экраном размером не больше квадратного дюйма. Хоакин подошел к стоявшему в центре зала пульту управления и вывел на гигантский экран, расположенный на четвертой стене, крохотную картинку с одного из мониторов. Несказанно увеличенная, она давала возможность рассмотреть изображение во всех подробностях.