Убийство в третьей степени - Галина Ивановна Лапаева

пусть Галя думает, что она тоже легла с детьми. Спустившись в гостиную, она направилась к дивану. Она решила взять ключи, пойти с ними в ванную комнату и там проделать необходимую процедуру. Она сосредоточила свое внимание на сумке, и вдруг резко раздался звонок. Вера вздрогнула и остановилась, как вкопанная. Звонили в дверь. Некоторое время спустя звонок повторился, а Вера не могла сдвинуться с места.

– Верунь, посмотри, кто там, – раздался Галин голос сверху. Вера подняла голову и увидела Галю на верхней ступеньке лестницы, – я думала, ты спишь. Но коль ты внизу, открой, пожалуйста. – Вера отмерла и медленно поплелась к двери. Подойдя к двери и спросив традиционное “кто там”, но не дождавшись ответа, распахнула дверь.

– Вер, это я, дядя Ваня, – на пороге стоял Галин сосед Иван Андреевич. Он был одет в теплую фуфайку, валенки и шапку-ушанку. – Вер, я видел, как вы с Галей пришли и детки с вами. Давайте мне их, я пойду с ними к обрыву, покатаемся на санках. Хотите, мальца поучу стоять на лыжах.

– Ой, дядь Вань, здравствуйте, рада Вас видеть. А детки спят, только что уложила.

– Ну ладно, пусть спят. Как встанут, приводи их ко мне, я займусь с ними. В снежки поиграем, на санках покатаемся. А то зиме-то скоро конец. И снег скоро уж растает. А в овраге еще зима. Туда солнышко не доходит.

– Да нет, дядь Вань, время уже много, а когда проснутся уже будут сумерки. Может лучше завтра с утра?

– Ну ладно, завтра так завтра. А я думаю, дай позабавлюсь с детками. Соскучился я по маленьким. Мои внуки-то уже большие, а правнуков пока не дождался. Но ничего, будут и правнуки. Ну, пока, Верунь, до завтра.

– До свиданья, дядя Ваня. – Вера закрыла за стариком дверь и привалилась к косяку. Задумалась. Если не получается, может и не надо делать ничего. Может Бог не дает? А? Вот сейчас пойду и все расскажу Галке. Сделав шаг, она остановилась. А как же Дима? Значит, конец? Нет, я не могу пойти на это. Я не смогу без него жить. Я должна сделать это во чтобы то ни стало. Она решительно вошла в гостиную с намерением взять ключи, но на диване сидел Витя.

– Витя, а ты почему здесь? – удивленно спросила Вера.

– Мам, а где мне быть? Машка уснула, а я пришел к тебе. Не сидеть же мне около спящей сестры. Мам, а можно включить телевизор?

– Конечно, можно, – Вера взяла пульт и включила телевизор, – садись вон на то кресло и смотри, – Вера надеялась, что Витя, сев на кресло ближе к телевизору, окажется спиной к дивану и не увидит ее манипуляций с ключами. Но Витя отказался пересаживаться, остался сидеть на диване. Вера обреченно вздохнула, и, встав, прошла на кухню. Там она села за стол, положила голову на, лежащие на столе, руки и замерла. Казалось, она заснула. Но Вера не спала – она думала. Она спрашивала себя, как она докатилась до такой жизни. Предает самую близкую свою подругу, вернее, единственную, которая в свое время очень сильно ей помогала. Вера приехала из провинции, из глухой деревни. Отца у Веры не было, а мать сильно пила. Когда Вера была еще совсем маленькой, ее отца, пьяным уснувшего на пшеничном поле, переехал комбайн. Она не помнила отца, зато хорошо помнит, как мать каждый день напивалась до поросячьего визга, забыв накормить дочь. Да и кормить-то маленькую дочку было нечем, она засыпала голодной. Иногда ее забирали к себе соседи, кормили, отпаивали молоком, отмывали и оставляли у себя. У тети Даши и дяди Васи было своих пятеро, шестая была не помехой. Потом, через два-три дня, проспавшись, приходила мать, стыдливо опустив глаза, забирала дочку домой. Несколько дней она занималась хозяйством, отмывала дом, старалась спасти еще не совсем засохший без полива огород, а затем снова уходила в свой сиреневый туман. Зимой нечем было топить печь, не было дров. Мать разбирала изгородь, ломала плетеные из ивовых веток стены сараев, снимала двери с кирпичных амбаров. Сжигалось все, что горело. Но однажды жечь было нечего и, когда Вера по обыкновению была у соседей, матери не стало – она замерзла в нетопленной избе, будучи в сильном подпитии. Вере тогда было уже 12 лет. Она осталась жить у соседей, тети Даши и дяди Васи. Руководство района хотело отправить Веру в детский дом, но соседи не дали. Они долго обивали пороги районо и райисполкома, но добились все же опекунства над Верой. Вера была послушной девочкой, во всем помогала по дому тете Даше, которую она называла мама Даша, училась хорошо. В школе ее постоянно ставили в пример. Школу она закончила на одни пятерки, и директор школы добился для нее направления в ВУЗ в Москву. Вступительные экзамены Вере сдавать все-таки пришлось, только был снижен проходной балл, как абитуриентке с направлением. Но Вера все экзамены выдержала с честью – одни пятерки. Вера была девочка красивая, вот только одежды у нее хорошей не было. Одна черная узкая юбка и две кофточки. Одна небесно-голубая, другая белая, выходная. Вера жила в общежитии, на одну стипендию. Питалась естественно плохо, а ведь надо было купить и тетради и ручки, обувь имела привычку изнашиваться. Однокурсники посмеивались над бедной девочкой, ей было обидно, она часто плакала по ночам. Утром приходила на лекции с красными глазами. Галя сразу обратила внимание на бедную одежду, стоптанные туфли девушки и однажды на перемене, подойдя к Вере, предложила сходить вместе в студенческую столовую перекусить. Галя знала, что Вера никогда не ходила в столовую, она подозревала о причинах, жалела девушку, но сказать ей прямо об этом не могла – видела, что Вера гордая и не признается, что у нее просто напросто нет денег.

– Нет, Галя, я не голодная, я не пойду. Иди одна. – Вера сглотнула и от Гали не укрылся этот ее глоток.

– Пойдем, ну что ты. Если ты забыла деньги, я уплачу, а ты потом мне вернешь долг.

– Ну, хорошо, только я не забыла деньги, у меня их просто нет. Кончились, а до стипендии еще пять дней. Если можно, я отдам тебе в стипендию.

– Ну, конечно, можно, – обрадовалась Галя, – пойдем.

   С этого дня Галя с Верой не расставались. Постепенно Вера призналась Гале во всем. Рассказала ей о своей жизни все с того дня, как стала себя помнить. Галя часто приглашала Веру к себе. Договорившись с мамой,