Клан - Килан Берк

И это завело сюда – в тьму и холод, к ране в животе, которая обильно кровоточит и играет шутки с его сознанием. Рядом обрел покой Финч, и на миг Бо так позавидовал, что начали закрываться и его глаза, но он быстро тряхнул головой, уперся рукой в землю и поднялся. Вскрикнул и замер, но не опустился назад. Прижав руку к животу, Бо подобрал под себя ноги, полагаясь на их силу, – и они не подвели. Он встал, прижавшись плечом к дереву, задыхаясь, – колени дрожали, джинсы промокли от крови. Бо ослабел из-за кровопотери, но еще был жив, а это уже неплохо. Какое-то время он пытался встать ровнее, смотрел на Финча – не более чем длинную тень с бледным пятном вместо лица. Бо дал себе слово, что сделает все, чтобы Финч не остался здесь гнить или на поживу лесным зверям, даже если это значило, что его придется хоронить самому. «Своих не бросаем» – таков был девиз для оставшихся на поле боя, хотя Бо не понимал его до конца. То, что лежало у его ног, уже не было его другом. Финчу уже ничто не доставит неудобств. Он умер. Осталось лишь тело. Надругательство, подумал он. Мы не бросаем своих, чтобы над ними не надругались враги. И все же он сомневался, что это так важно. Люди скорбели по душе, а не по телу – какая разница, что с ним будет?

Он заметил, что эти размышления – лишний повод потянуть время и не сходить с места, ведь он знал, что каждый шаг будет мучителен. Еще это был способ разбавить чувство вины, которое пришло из-за того, что он бросал Финча одного. Но если Бо не уйдет, то умрет.

Бо оттолкнулся от дерева и побрел по лесу к хижине. Насчет мучений он ошибался. Какие же это мучения? Это сущая адская пытка.

Лунный свет погас, и на миг Бо поддался панике, решил, что его покинуло сознание, так что остановился и привалился к дереву, пока свет снова не посеребрил лес. За клубящимся впереди собственным дыханием Бо отыскал мутный желтый огонек в окне хижины и заторопился к нему, чувствуя липкую кровь между пальцев.

Жми вперед, говорил он себе. Уже рядом. Дойдешь – присядешь и решишь, что делать дальше. А пока – жми.

Свет в окне хижины был маяком, зовущим раненого. За ремнем холодил кожу пистолет. В кармане – обнадеживающая тяжесть мобильника. Он молился, чтобы сигнал поймался. Сейчас осталось сделать один звонок, и он его сделает, даже если организм твердо вознамерился не дать ему выйти из леса. Всего один звонок – и может быть, все это будет не зря.

Жми вп…

До хижины было рукой подать, когда мир вдруг опрокинулся и голова закружилась.

Снова пришла тьма.

На этот раз не из-за луны.

* * *

Несмотря на раненую ногу, до этого момента Маккиндри излучал уверенность, будто не сомневался, чем все кончится. Но теперь, когда Клэр прижалась к стене, он остановился и облизал губы. В свете из окон она видела пот на его бледной коже. Он не нервничал, но был настороже, не сводил пистолет с ее груди. Шериф сдвинул брови, словно вдруг забыл главные правила захвата заложников.

– Просто полегче с ней, – пробормотал он, словно напоминая самому себе.

Не имея пространства для маневра, с зажатой за спиной рукой, Клэр почувствовала между лопаток проволоку, которую выдернула из кроватных пружин. Она сказала себе расслабиться и что паника ничем не поможет, но потом поняла, что это неправда. Именно слепая паника спасла ее из плена в сарае. Но получится ли опять? А если и получится, действительно ли она хочет снова поддаться этому порыву, если ее преследовало чувство вины из-за первого раза?

– Не надо, – сказала она. – Если отпустишь меня, я никому ничего не расскажу.

– Эт почему? – спросил Маккиндри.

На это ответа не было. Она глупо покачала головой.

– Да ты первым делом все растрезвонишь, так на меня злишься.

– Я не злюсь, – соврала Клэр. – Я злюсь, что моих друзей больше нет, и я не могу их вернусь.

– Но ведь и я к этому руку приложил.

– В последнюю очередь.

Он неровно улыбнулся, взглянул на нее другими глазами, но пистолет не опустил.

– Умница какая. Мне очень жаль, что ты так влипла, – хоть ты мне и не поверишь.

Она закрыла глаз.

– Если тебе действительно жалко, сделай одолжение и покончи с этим.

Смысл просьбы остался скрыт даже для нее, но, что бы ее ни подтолкнуло так сказать, она вдруг почувствовала, что права. Сразу пришло спокойствие, похожее на то, которое она ощутила, когда Маккиндри сказал о поле с мертвым деревом. Конец близок, и хотя она не знала, в каком виде, но ждала покоя, который он принесет.

– Как покончить?

– Стреляй, – ответила она. – Ты уже помог отправить в могилы многих. Помоги еще раз.

В темноте она полагалась только на свои чувства и тонкий голосок где-то в глубине, который шептал: «Это единственный выход. Начнешь драться – даже если спасешься, будешь драться всю жизнь. Почему не покончить со всем раз и навсегда, прямо сейчас? Ради чего тебе вообще драться?»

Она слышала его хриплое дыхание.

Звяканье ключей на ремне.

Скрип кожи.

Но звук, которого она ожидала, боялась, надеялась… не раздался.

Она открыла глаз.

Он по-прежнему стоял на месте, глядя на нее, пока за его спиной мерцали мигалки, а фары окрашивали одну половину лица, погрузив вторую в тень.

Она разочарованно спросила:

– Чего ждешь? Вот она я. Делай что хочешь.

Он кивнул.

– Я понимаю. Но почему?

Бездна растворилась. Внутри забродили злость и надрыв, терзавшие с того самого дня, когда она сбежала из этого места; поднялись на гребне красной волны, от которой она задрожала всем телом.

– Какая разница? Тебе вдруг не насрать? Стреляй уже, урод деревенский!

Даже под оскорблениями нахлынувшая неуверенность не испарилась. Наоборот, он застыл, словно раздумывал над ее словами, затем посмотрел на пистолет. Удивив ее, он горестно покачал головой:

– Правда жалко, что они с тобой сделали. Лучше умереть, чем так…

Не успела она понять, что происходит, как ринулась на него, ожидая, что от удивления его палец дернется и отправит раскаленную молнию ей в грудь, но он отшатнулся, раскрыв темный круг рта. Раненая нога подвела, и шериф споткнулся, повалился на левый бок. Клэр набросилась. Он быстро поднял пистолет, но она уже опустила проволоку, как индеец, насаживающий рыбу.

Падение проволоки и взлет пистолета сопровождал странный рев. Свет в окне изменился, стал ярче – солнцем нового утра, хотя для него было слишком рано.

Под крик первобытной ярости, вырвавшийся из груди Клэр, проволока нашла цель, пронзив горло шерифа Маккиндри, и его глаза расширились в шоке. Из раны хлестнула темная кровь. Взметнув руку к шее, он спустил курок, но пистолет был нацелен вертикально вверх, и пуля безвредно пробила потолок, только оглушив ее.