Русалка - Кэролайн Дж. Черри

Саша открыл глаза, почувствовав неожиданную тревогу. Палуба уже купалась в лучах утренней зари, прямо рядом с ним лежало одеяло под которым спал Петр, но…

— Петр! — Он вскочил с предчувствием того, что уже случилось здесь днем раньше, испугавшись, что Петр, как и остальные, исчез с лодки, и, возможно, его уже и не было в живых…

Но оказалось, Петр лежал почти у внешней стороны соляного круга, одна нога его была подвернута, а руки находились в неестественных для сна положениях.

Саша в два прыжка очутился рядом с ним. Он подложил ему под голову руку, испугавшись его смертельной бледности и полной бесчувственности. Петр дышал, но был холоден как лед и мокрый с ног до головы. Саша осторожно опустил его и побежал назад, за одеялами и кувшином с водкой, затем завернул его в одеяла и начал трясти изо всех сил.

Наконец Петр чуть приоткрыл глаза, которые все еще бессмысленно блуждали, но уже начинали чуть вздрагивать от пробуждающегося сознания.

— С тобой все хорошо? — спросил Саша. Петр пробормотал что-то, явно смущенный своим состоянием, стараясь изменить свое неудобное положение и встать. В итоге ему удалось лишь сесть, но его взгляд был по-прежнему бессмысленным, и в нем чувствовался испуг.

— Что случилось? — спросил Саша, придерживая его за плечо. — Петр?

Петр провел растопыренными пальцами по волосам и уперся рукой в колени.

— Боже мой, — пробормотал он. — Она…

— Кто «она»? — У Саши было смертельное предчувствие, что имел в виду Петр под этим самым «она». Он еще сильнее начал трясти его, чтобы тот освободился от сна. — Ивешка? Петр, это была Ивешка?

Петр кивнул, стараясь положить голову на руку, и остался в этой позе, как если бы сидеть и дышать было все, на что он был способен в данный момент.

Саша подобрал одеяла и набросил их ему на плечи. Он не решался оставить Петра ни на минуту, учитывая, что по одну сторону от них был лес, а по другую вода, которые являлись источниками самой настоящей опасности, но он тем не менее быстро сбегал в кладовку и вернулся назад с печкой в руках. Затем появились дрова, таган, а вскоре и занялся огонь, вполне достаточный, чтобы хоть как-то обогреть Петра и получить хоть чашку горячего чая. Тем временем, он дал Петру глоток водки, но руки, до которых он дотронулся при этом, оставались по-прежнему ледяными.

— И что же она сделала? — спросил Саша, стараясь не пролить чашку, которую он едва ли не вливал Петру в рот.

Петр сделал глоток, покачал головой и протянул чашку назад, стараясь удерживать сползающие одеяла. Неожиданно его бросило в дрожь, он согнулся чуть ли не вдвое, и было ясно, что сейчас он не имеет никакого желания говорить о произошедшем.

— А где же учитель Ууламетс? — продолжал настаивать Саша. — Петр, упаси Господь, если с ним случилась беда! Скажи мне! Скажи мне все, что ты знаешь! Она сказала, где он?

— Я не знаю, — сказал Петр, лязгая зубами. — Я не знаю. Она потеряла его…

— Она сказала это? — Петр лишь затряс головой и опустил ее на руку. Саша вздул огонь посильнее, насколько позволяла печь и как могла выдержать палуба. Сейчас все его внимание было направлено на то, чтобы отогреть Петра, и он суетился так, что вскоре сам почувствовал головокружение, когда в очередной раз бегал в кладовку за медом, чтобы присоединить его к чашке горячего чая, который только что заварил для него.

Петр пил очень медленно, стараясь отогреть о чашку руки, и Саше даже казалось, что из того, что он сделал, именно это помогало Петру больше всего.

— Извини меня, — сказал Петр, когда выпил чай почти наполовину. — Я так и не знаю, почему мы остались живы этим утром. — Он потрогал свой затылок и скорчил гримасу. — Вот напасть на мою голову, нельзя дотронуться. Я, должно быть, шел…

— Она была одна?

— Думаю, что да. Но не помню точно. Просто не могу вспомнить. Извини, от меня было очень мало проку.

— Это не твоя ошибка, Петр. А она сказала что-нибудь?

— Она вновь была в виде призрака. — Петр выглядел так, будто только что понял, что совсем не он произнес эти слова. — Она больше не пугала, она не чувствовала… гнева, она была очень обеспокоена. Она была не в себе. Боже мой, я не знаю… это было похоже на то как уже было раньше: она хотела вернуться и не могла. Я не могу сказать почему, и не смотри на меня такими глазами!

Саша покачал головой. Он понимал, что для Петра было очень трудно вести разговор о понятиях, затрагивающих область чувства. Петр всегда хотел потрогать все руками, прежде чем поверить во что-то.

— Я ничего не делаю, — сказал Саша. — Тебе надо было бы разбудить меня.

— У меня было желание разбудить тебя. Боже мой, я так и не знаю, что же происходит…

Саша подхватил Петра за руку и крепко держал ее, чтобы тот вспомнил хоть что-нибудь, потому что Петр, попав в беду, тем не менее отдавал себе полный отчет о происходящем, и, разумеется, хотя бы частично должен был знать, что именно произошло с ним, в чем и заключалась самая ужасная часть происходящего.

— Послушай, — сказал Саша, как можно более серьезно и твердо. — Я сейчас приготовлю тебе еще чаю, а ты отдыхай. Может быть, тем временем, объявится Ууламетс. — Но он всем сердцем чувствовал, что Ууламетс не придет, что они остались теперь одни в этой лодке, а ветер, такой, как поднялся сегодня утром, будет все время прибивать лодку к берегу, не давая никакой надежды отчалить, прямо в противовес всем его желаниям, но если ветер даже и переменится, то он очень сомневался, что ему удастся провести лодку по реке, потому что что-то гораздо более сильное, если говорить о колдовстве, чем водяной, имело совершенно другие намерения.

На завтрак у них была рыба, которую Петр помогал ловить, но он мгновенно потерял аппетит, когда они почистили и приготовили ее.

— Запах, — объяснил он. — Она пахнет речной водой.

И несколько раз в течение утра, когда Саша наблюдал за Петром, тот внимательно вглядывался в лес, просто смотрел туда, пропадая где-то в собственных мыслях, а возможно и где-то еще.

Ветер, начавшийся с раннего утра, устойчиво дул с запада, и лодка постоянно поднималась на волне и терлась о свисающие с берега ветки. Саша взглянул на оставшиеся припасы и не мог приложить ума, как сделать так, чтобы они перестали таять. У них, в основном, оставалась репа, рыба и мука.

Он сделал оладьи. Петр согласился съесть их и выпить чаю с медом и сушеными ягодами.

И вновь, когда Саша чистил печку и выбрасывал золу, он оглянулся и увидел, что Петр стоит у поручней и не отрываясь смотрит на деревья. А когда он заметил, что тому лучше перейти поближе к середине лодки, то услышал в ответ:

— Я не думаю, что мы покинем этот берег. — И в голосе его звучала безнадежность.

— Ветер еще переменится, — сказал Саша, чувствуя неуверенность и теряя внутреннее равновесие от того, что Петр только что повторил его собственные мысли. Петр ухватился за одну из веревок, растягивающих мачту, и слегка передернул плечами.