ДМБ-2000 (66-ой - 1) - Макар Зольников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тапочного режима они себе не шарили, тупо ходили помначкарами, дежурными по роте и автопарку, перекладывая сами дела на Федю, нашего сержанта один-восемь и явно грустя насчёт отсутствия таких замечательных ребят, как Плакущий с Бережным.
К тапкам вовсю начал примериваться Митрофан, тренировавшийся в первом Даге на валенках, упакованных в чулки ОЗК. Ой, да, страдающая фигура нашего красавца, попадавшего из одной блуды в другую, замелькала своей заторможенно-дёрганной походкой именно тогда.
Рыжий шарил, Закир хитрел и матерел, Малой-Мурашкин хмурил каменно-башкирское лицо и набирался сил на оставшиеся полтора года, Священник молчаливо сносил тяготы с лишениями, Федос старался не залетать, Гризли потихоньку набирал градус наглости со злостью, Малой-Мелкий старался не попадаться на глаза, Данилыч с Романычем являли собой дурной пример так себе солдат-дедов, Ким временами грустил и чаще писал домой.
— Домой, домой, пора домой…
Юра Хой и девяностые были созданы друг для друга ровно печенье и сгуха для дембельской каши. Юра Хой, начав с «я ядрёный как кабан», легко коснулся страшного дна лихих-святых своим «я бычок подниму, горький дым затяну…» и только потом полюбил все й душой всякие туманы вурдалаков и стаканы на тридцать лет, разговаривающие с товарищем, словившим белочку, не иначе. Но под самую нашу службу, в год моего выпускного одиннадцатого класса, «Сектор Газа» выдал «… институт миллионов», вялый, дохлый, скучный самоповтор, нежно лелеющий жемчужину, давным-давно пережившую создателя.
— Ветер взвоет над бараками…
Мы старались не орать её на вечерней ходьбе с песнями, господа офицеры, по понятной причине, данное творчество Хоя не одобряли и всячески преследовали подразделение, голосящее её на весь ППД. Преследовали под настроение, вне настроения товарищи капитаны, майоры и даже лейтенанты могли и сурово наказать.
А, да — подполковники с полкашами вечерами обретались не в части, так что их реакция так и осталась лютой тайной. Да и ляд с ней, на самом-то деле.
Местное телевидение удивляло музыкальными находками в виде клипов. Мелодии, как не старались, запомнить не выходило, а вот видеоряд…
Усатый серьёзный мужчина дымил «Конгрессом». Наверное, правильнее было бы дать ему «мальборо», но «Конгресс» казался демократичнее, его тут пользовали вообще все, удивляя нас, помнивших его в первой половине постсоветского безвременья. Дядя задумчиво дымил, пил кофе из чашки с узором, смотрел на дымок, смотрел на джезву, само собой медную, смотрел на приятную женщину, оставившую открытым только лицо и приносящую ему кофе, смотрел на стену с зелёной тканью, золотившейся арабской вязью. Дымил, смотрел, пил кофе…
Но оно, местное телевидение, базировавшееся в Хасавюрте, имелось. И вот, то ли товарищи будущие дембеля, скинувшись из каких-то заначек и совершенно точно подговорили кого-то из контрабасов, то ли пустили слух про себя любимых, а дело вообще было в офицерах, но мы ждали. Потому как к какому-то дню все знали о заказе на предновогодний сюрприз личному составу заставы «Первомайское» по телику.
Да-да, зуб даю, так и вышло.
Не сказать, что нас тут любили. Через несколько месяцев эта любовь явилась нам во всей красе, но просьбу уважили. Пусть и по-своему. Как бы то ни было, свою порцию музыки мы получили.
— ДМБ ждём, духи, — скалился Иван, — дембельский, сука, год на носу, дедушки домой поедут.
Мы стояли у большущего пролома, когда-то бывшего окном коровника, где на бетон поставили потрёпанную жизнью и командирами видеодвойку.
— …гыр-гыр-гыр, поздравляем личный состав заставы Внутренних войк «Первомайское» с… гыр-гыр-гыр… и передаём музыкальный сюрприз.
«Вот гнида жирная, — подумалось мне, — вот, паскуда, ещё и рожу намазал».
Ну, а как ещё думалось бы после суток караула и спины, ноющей от «Дружбы-2»? Ведь на экране, круто, в берете, в дыму и атакующих спецах ОДОН, стоял Серёжа и:
— Крошка моя, я по тебе скучаю
Я от тебя письма не получаю…
Судя по лицам пацанов — так думалось не только мне.
Ага, точно вам говорю.
Дагестан
Даг оказался разным. Кто-то, совсем как я, рвался сюда. Кто-то — наоборот. Мы, духи один-восемь, оказались тут в любом случае, в Красе остались неположенцы, настоящие косари и дауны, всех, умеющих служить и не умеющих отмазаться, отправили под Хасавюрт растянувшимися тридцатью днями.
Мы впятером приехали первыми и дагестанская осень с зимой показали нам, дурням, как куется характер на Кавказе. Хорошо в дождь со снегом ночью и в грязь, раскисшую под дневным солнцем, быть дома. С центральным отоплением, стёклами в рамах, плотно закрывающимися дверями и чайником на плите. Или с салом из морозилки и водкой с холодоса, да с красоткой под тёплым одеялом. И, особенно, с нормальным ватерклозетом, где тепло, светло, мухи не кусают, а горшок легко смывается водой.
Этак вот осень с зимой переносить в удовольствие и никак иначе.
Октябрь жарил солнцем, иногда заставлявшим копать в одном кителе, мокнувшем на спине. Обязательно находился военный с лычками или звездами на бегунках, начинавший орать про кусков дебила, желающих погаситься с воспалением лёгких и «надели бушлаты, бойцы, блядь!» и всё такое.
Санинструкторы, к слову, срать хотели на такие моменты и все недомогания лечили трудотерапией, аспирином и добрым словом, завёрнутым в маскирующий пиздюль. А воспаления лёгких у нас и не случилось, так-то.
Пару раз октябрьская теплынь превращала Первомайку во что-то весеннее, чуть ли не с запахом почек, витавшем в воздухе. Не отбитых, а свежих блестящих и коричнево-зеленоватых, прячущих внутри листочки. В такую пору мы как-то раз фотографировались, классически сурово разместившись на БТР, выкаченном от щедрот командира шестой роты. Фотка пропала вместе с вещмешком, скомунизженным у меня на переходе с Галюгаевской в Знаменское, из Ставрополья в Чечню спустя год после первого Дага. Хорошая была фотография, на самом деле, смешная, мы на ней прямо пыжились, стараясь стать техасскими рейнджерами, не иначе.
Ноябрь оказался самим собой в худшем варианте: промозглый, туманный, морозный под утро и влажно-чавкающе-стылый весь день. Ждалось снега, но здесь вам не тут, не Русь-матушка, а Кавказ, хули растащились, тела, чей каблук, блядь, демоны, как он сам выдрался?! Да-да-да, такое случалось, мы ржали, кроме попавшего впросак и почти лишившегося обуви Малого. Сапожных гвоздей, равно как дратвы с инструментами и, самое главное, умелых рук, в роте не имелось.
Ноябрь показал кузькину мать всем, от командиров до нас духов. Ходы сообщения то не пускали, жадно цепляясь за ноги, предательски чавкающие в ночной египетской тьме, накрывавшей заставу вместе с тучами, то почти звенели, застыв от навалившегося мороза. Холод пришёл с