Ирландская колдунья - Эми Фетцер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Стало быть, ты все-таки явился, чтобы расспросить меня? – негромко сказала старуха и рукой, измазанной в тесте, указала Реймонду на стул по другую сторону стола. Реймонд уселся и сложил руки перед собой. Изольда снова взялась за тесто.
– Как долго ты знаешь Фиону?
Она улыбнулась, и Реймонду стало ясно, что под сеткой морщин скрывается лицо, поражавшее когда-то своей красотой. Ее глаза выцвели от старости, но не стали равнодушными и водянистыми: в них все еще сверкал молодой задор.
– Я помогла ей появиться на свет. Я была личной служанкой у Эгрейн.
– Значит, ты видела все? И наказание?
– Да. Это был скорбный день для Гленн-Тейза.
– А это проклятие, что оно означает?
Изольда повернулась к соседнему столу, отрезала толстый ломоть хлеба, намазала его маслом и подала Реймонду.
– Прикажешь понимать это как приказ выложить всю правду?
– Да. – Он откусил от еще теплого ломтя.
Изольда посыпала стол мукой и снова принялась мять кусок теста.
– Союз Дойла и Эгрейн не задался с самого начала, а когда ушел Куинн – стало и того хуже.
– Куинн? Ах да, это брат Фионы! – Пендрагон рассказывал ему что-то об этом парне.
Изольда со стариковским терпением смотрела на него, дожидаясь, когда он снова соизволит вернуться к ее истории.
– Куинн ни за что не вернется сюда. Его долг – хранить всю Ирландию, а не только владения его отца «Имеется в виду то, что Куинн О'Доннел стал одним из фениев.». Даже мать не могла убедить его остаться – пока он не объявил об избранной им судьбе. И вся тяжесть наследства легла на плечи Фионы. Ее обручили еще в детстве с сыном влиятельного вождя с владениями где-то возле Банн-Ривер. Конечно, она об этом не знала, – добавила Изольда, заметив, как Реймонд напрягся всем телом при этом известии. – Она была совсем крошкой. И отец заявил, что не хочет тревожить ее прежде времени. – Она пожала худыми плечами, разделила тесто пополам и стала придавать ему форму хлеба. – Но Дойл помнил об этом договоре и рассчитывал получить могучего союзника и много денег за свою дочь. Вот почему ее измена с Магуайром задела интересы столь многих вождей – не говоря уже про короля Тайрана. Магуайры были в ярости и требовали баснословного откупа – о таких деньгах здесь никогда не слыхали. О'Флинны и О'Каганы сочли себя оскорбленными, разорвали с Дойлом все договоры и союзы и превратились в его заклятых врагов. А король Тайран, этот насильник и самодур, стал требовать ее голову на блюде. Вот именно – на блюде, – повторила старуха, пронзительно глянув на Реймонда.
– И как же ей удалось выжить?
– Шивон не тратила времени даром и вышла за Тайрана, немного остудив его гнев и остановив войну в Коулрейне и Донеголе. Совет старейшин решил, что во всем виновата Фиона – особенно в том, что наложила чары ради собственной выгоды, не спросив Шивон. Их мало волновало то, что Йен ввел ее в заблуждение своей ложью и что Шивон не очень-то сопротивлялась, когда ее похитили. – По брезгливому тону Реймонд заключил, что старуха так и не простила Йена – в отличие от своей хозяйки. – Его выслали на три года из Ирландии, но отцу Фионы пришлось расстаться с владениями в западном Антриме и даже с Девятью Лощинами. В сущности, у него только и осталось, что этот замок да Круг Камней. – Изольда постаралась выпрямить согбенную спину и сурово посмотрела на своего нового лорда. – Дойл женился на Эгрейн ради ее земли. Ему еле удалось выторговать у совета старейшин ее руку, и когда он потерял почти все, что у него было, его ярость обрушилась и на дочь, и на мать. Он объявил, что выгоняет Фиону из дому на десять лет и один день, и выдрал ее как собаку. Он сам бил ее кнутом, и от каждого удара на спине лопалась кожа и открывалась рана, но ни одна из них не кровоточила. – Она вздохнула и понурилась. – Все тогда смотрели только на Фиону, и пока она не скрылась в лесу, никто не замечал, что Эгрейн лежит на ступенях замка и истекает кровью.
Он уже слышал это от Коннала и волей-неволей должен был поверить в правдивость этой истории.
– Я ухаживала за Эгрейн как могла, но она лишилась дочери, а с ней и желания жить. Однажды ночью, перед самым концом, Дойл не позволил мне войти в ее спальню. Он сам остался с ней, и я боялась, что он ее убьет. Поэтому я решила подслушивать под дверью. Не знаю, были они там вдвоем или к ним приходил кто-то третий, но я слышала слова.
Реймонд напряженно выпрямился на своем стуле, с замиранием сердца ловя каждое ее слово.
– «Пока леди Гленн-Тейза не вернется на свое законное место и не обретет заслуженную ею любовь – все земли, кроме заповедной лощины, не родят ни травы, ни зерна, и вечно будут холода и тучи!»
Лицо Реймонда превратилось в суровую маску. Он глубоко задумался.
– Наутро Эгрейн не стало, а над замком повисли тучи. Реймонд машинально доедал хлеб, все еще думая о чем-то своем. Изольда молча разглядывала этого чужака – англичанина, полюбившего ее Фиону.
– А что стало с ее отцом? – У Реймонда просто руки чесались вышибить этому типу мозги.
– Тело Эгрейн пропало, и те, кто был ей предан, обвинили Дойла в том, что он поскупился на похороны – если вообще не расчленил ее и не скормил свиньям. – Реймонд с полным ртом уставился на старуху, не скрывая ужаса. – Кое-кто даже хотел его убить. Один старый друид поплатился за это жизнью, – и она провела пальцем вокруг шеи, намекая на виселицу. – Замок пришел в упадок и скоро стал той развалиной, что досталась тебе. Люди отказывались подчиняться Дойлу, обвиняя его в том, что из-за него их землю прокляли. А какой же он господин, если у него нет вилланов? Его все забыли, и он умер один, никому не нужный, в одной из башен.
– А что это был за голос? Мужской или женский? – Изольда не спешила отвечать, и Реймонд сурово нахмурился.
– Не знаю! – воскликнула она и тут же спохватилась – так можно было переполошить весь замок! – Эгрейн была больна, ее голос звучал низко и глухо. Это могла быть она – или не она. Может, сам Куинн.
– Он что, тоже колдун? – Старуха кивнула. – А ее мать? – не унимался де Клер.
– Ох, можешь даже не спрашивать! – И Изольда с достоинством добавила: – Эгрейн была чистокровной колдуньей, все ее предки обладали волшебным даром. – Старуха склонила голову набок, и этот жест так напомнил ему Шинид, что он с трудом удержался от улыбки. – Ты ведь поверил в колдовство, не так ли?
– Я постоянно вижу вещи, не поддающиеся объяснению, – признался он, взъерошив волосы на затылке. – Как я могу не верить?
– Так-то оно так, но теперь ты веришь не умом, а сердцем. И с этого дня многое пойдет по-другому.
Он подозрительно прищурился.
– Я видела, как вы вчера целовались с ней во дворе. Весь замок это видел. А чем вы занимались всю ночь в хозяйской спальне? По-твоему, слуги слепые и глухие?
– Ты забываешь, с кем говоришь! – Реймонд попытался напустить на себя строгость.