И вновь Золотая Неделя! - Павел Смолин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо! — Нанако пошуршала бумажками и мощно согрела меня застенчивым: — Мы все по вам очень скучаем, Иоши-сама!
Зажмурившись от удовольствия, представил Японию с высоты птичьего полета. Народ вышел на улицы и тоскливо воет в ночное небо: «Иошиии..!»
— Любят своего маскота! — Вздохнул я, — Скоро приеду!
— Да! Мы все вас очень ждем, Иоши-сама!
— Угу!
— А еще Китано-сенсей просил передать, что по понятным причинам в Венецию съездить не может и предложил выкупить у него путевки!
— Этот тоже хитер! — Хохотнул я, — Отправлю бабушку с дедушкой! Ладно, надо еще отцу позвонить, не унывай, из Москвы тебе наберу.
— Да! Удачи вам, Иоши-сама!
— И тебе!
С батей разговор вышел коротким и сугубо по делу — попросил его отправить родных стариков в Венецию и кратко отчитался о своих успехах, благоразумно умолчав о «зароманшенном» генерале — «пишут» же! Попрощавшись, потянулся и понял, что мне понравилось смотреть на Японию с высоты птичьего полета. Приоткрыв форточку, уселся около нее на стул и применил секретную попаданческую технику «выход из тела». Воспарив, полетел к Японии, покрытой черными и белыми пятнами. Белых — гораздо больше! Коснулся одного, и увидел тройку девушек-старшеклассниц в униформе горничных. Они подрабатывают в кафе, но сейчас у них перерыв, поэтому они смотрят очередной эпизод «Зачарованных» по служебному телевизору. Когда пошли титры, они улыбнулись, дали друг дружке «пять» и решили работать столь же усердно, как и главные героини. Вот это и есть моэ!
Теперь — для баланса — пятно черное. Понятно, пацана раздражает плакат со мной в комнате его девушки. Прикоснувшись к его голове, прошептал: «Она тебя любит!», и черное пятно начало стремительно светлеть.
Хе, нормас у меня фантазия работает! А теперь «бэк ту юэсэсар»! Так, нависшую над Кремлем черную воронку мы игнорируем. Что это за светлое пятнышко? Хе, парочка студентов — парень и девушка — выходят из кинотеатра после очередного просмотра «Других». Соседка девушки по общаге идет на следующий сеанс, поэтому у пары есть несколько часов наедине, чему они очень рады.
Так, а теперь в Омск! Вот это здание с табличкой «Комитет Государственной Безопасности» подойдет! Проникнув внутрь, пролетел по обшарпанным коридорам и лестницам, достигнув кабинета занимающегося мной полковника — не настолько же я важен, чтобы напрягать генералов!
«Полкан» слушал возбужденный спич какого-то капитана:
— Товарищ полковник, да он же совершенно точно шпион! Посудите сами — с ним в разные страны летают разные дедушки! Что это, как не передача резидентуры? У нас же уже были шпионы среди дзюдоистов перед Отечественной войной!
Знаю про эту историю и не осуждаю — времена были невыносимо сложные, а попаданцы к Сталину в моей реальности были только в книжках, поэтому подсказать что и как было некому.
— Какая разница, Иванов, — Отмахнулся от зудежа подчиненного полковник, — Мы теперь на*уй никому не нужны!
Капитан пригорюнился, и товарищ полковник решил его утешить, достав из ящика стола карту области и расстелив ее на столе:
— Давай лучше заводы делить, к приватизации готовиться!
— А давайте! — Обрадовался капитан.
Хрюкнув, вылетел из здания и отправился в Нью-Йорк, где Джим Керри, стоя по пояс в грязных водах Гудзона, объяснял камере:
— Я просто искал свою маску!
Хе, а ведь весело! А как там моя мексиканская школа?
— Миге-е-ель! — Стоя на крыльце расположенного где-то на окраинах Мехико серого шлакоблочного здания, упитанная латинка в униформе монашки звала задержавшегося ученика.
— Бегу, сестра Мария! — Вылетев из-за угла, одетый в желтые шорты и футболку с покемоном Чаризардом и обутый в мягенькие кроксы (наши ученики получают мерч в качестве гуманитарки) чумазый Мигель устремился к любимой учительнице — мама и папа давно мечтали отправить его в школу, поэтому маленький латинос очень старается оправдывать их ожидания.
Эх, пастораль! Старайся как следует, и, может быть, тебя возьмут садовником в дом богатых американцев!
Мой астральный полет прервал тихий стук в дверь — кто-то хочет зайти, но не настолько, чтобы меня будить. Встряхнувшись, пошел открывать.
— Не спишь? — Спросил одетый в «майку-алкоголичку» и растянутые треники майор, когда я открыл дверь.
— Поговорил с девочками и как новенький! — Отчитался я ему.
— А я тут сижу, скучно, дай думаю зайду, — Позвякал зажатой в руке авоськой вояка.
— Мне пить нельзя, — Предупредил я его.
— За кого ты меня держишь? — Расстроился майор и достал из авоськи «Буратино»: — Тебе — лимонад!
— Лимонад мне нравится! — Кивнул я и запустил Тимофея Матвеевича в номер.
— Брр! — Поежился он, — Чего это ты? — Кивнул на форточку.
— Слушал ветер! — Немного стебанулся я, закрыв створку.
Майор с уважительной миной на лице покивал — ржака! — и выставил на стол лимонад и бутылку «Столичной». Следом появились плавленные сырки «Дружба», кулек «Птичьего молока» и две литровых банки — одна с огурцами и помидорами, вторая…
— Опята! — Возрадовался я, подхватив баночку и посмотрев на просвет, — В Японии хрен найдешь!
— Рад, что угодил! — Порадовался и майор, я достал из гарнитура пару граненых стаканов, вояка налил мне лимонада, себе — где-то на треть водки, мы открыли ёмкости с закуской и чокнулись.
— За мир во всем мире! — Предложил я тост.
— За него! — Одобрил Тимофей Матвеевич.
Выпили, закусили.
— А вот скажи мне, Иоши, — Устремился душой к высокому майор, наливая себе вторую порцию, — А это твое «моэ»…
Я кивнул — давай мол, жги!
— …Я вот третьего дня иду по части, а навстречу мне медсестра наша. Поздоровались, она запнулась, упала, халат задрался, и я увидел ее трусы. Это — «моэ»?
— Это скорее «этти», — Стараясь не ржать, пояснил я.
— Пошлятина? — Хмыкнул знающий японский майор.
— Пошлятина! — Радостно согласился я и предложил следующий тост: — За отсутствующих здесь дам!
Выпили, закусили.
— А где грань-то? — Продолжил пытаться вникнуть в сложные материи вояка, — Между «моэ» и «этти»?
— Моэ — оно вот здесь чувствуется! — Указал на сердце, — Тепло становится!
Майор кивнул.
— А этти — вот здесь! — Указал на промежность, — Вот так и определяется — где зашевелилось, то и есть!
— А если и там, и там? — Уточнил майор, наливая себе третью.
— А