Женщина в бегах - Рэйчел Хаузэлл Холл

Водитель посмотрел на ее отражение в зеркале заднего вида.

— Вас подождать?

Она отсчитала двадцатки, чтобы заплатить за проезд и дать чаевые.

— Это вас не затруднит?

— Мне больше нечего делать, кроме как ждать.

— Встретимся в «Шевроне» у начала пустыни.

— Это почти тридцать минут ходьбы отсюда.

— Мне больше нечего делать, кроме как идти пешком, — сказала она.

Он протянул ей свою визитную карточку.

— Я буду там.

— Да, но если меня там не будет, — сказала она, доставая связку ключей, — или если я не позвоню вам до четырех часов, уезжайте. — Она надеялась, что на заправке будет телефонная будка.

— Хорошо, — добавил он. — Будьте осторожны, мисс.

Она прошла мимо темных домов и оказалась у дома 595.

Участок все еще выглядел неплохо, благодаря требованиям ассоциации домовладельцев. Ландшафт пустыни не изменился. Не изменилась и брусчатка из песчаника на подъездной дорожке. Взгляд Грей скользнул по дому в поисках камеры слежения или дверного звонка. Ничего. Свет был выключен.

Она сжала связку ключей, которую хранила в сейфе. Ключ от дома, ключ от «Ягуара», ключ от «Рендж Ровера», ключ от почтового ящика… Хоть сердце Грей и готово было выпрыгнуть из груди, она спокойно натянула черные перчатки, а затем пошла по тротуару, как будто она была одной из жительниц района. Она подошла ко входу.

Пожалуйста, хоть бы получилось.

Затаив дыхание, она вставила ключ в дверной замок.

Щелчок.

Ключ подошел.

Грей ахнула в изумлении, ее словно пронзил электрический разряд, когда она толкнула… открыла… эту дверь и переступила порог.

В прихожей было темно и холодно. Настоящее логово вампира.

Она вытащила нож из сумки и прокралась в гостиную.

Мягкий диван и кресло, обивку которых украшал узор «огурцы», такой же пестрый напольный коврик и занавески в тон.

Больше никакого хаки. И никакого желтого.

К камину…

На каминной полке стояли фотографии в рамке: Шон и привлекательная латиноамериканка с ярко накрашенными глазами. Миловидная девочка-подросток в белой футбольной форме. Симпатичный парень держит в руках футбольный мяч. Ребята были слишком взрослыми для того, чтобы быть детьми Шона, но он мог быть отчимом. Жили они в доме Натали.

Шон и Натали Диксон так и не учинили бракоразводный процесс. Ему не пришлось ждать от нее подписи в прошении о разводе; публикации объявления в растиражированной газете оказалось достаточно.

Грей впилась взглядом в этих детей.

Подонок. Он положил конец этой мечте ради нее.

Она действительно собиралась это сделать?

Да, черт возьми.

Она поплыла на кухню и трясущейся рукой открыла холодильник. Молоко. Десяток яиц. Блюдо, завернутая в фольгу. Бутылки вин. Коробки «Ланчеблес». Банки «Пабст Блю Риббон». Шон любил это пиво. Поэтому она взяла с полки последние бутылки. Открыла каждую и вылила пиво в раковину, оставив тару на столе.

Подонок.

Остались ли еще пятнышки ее крови под гранитной столешницей бара? Она истекала кровью внизу, истекала кровью у двери кладовой. Один раз в День Независимости. Один раз за день до уплаты налогов. И в последний раз, в августе…

Грей прокралась вверх по лестнице. Дверь в первую спальню была открыта. Она заглянула. Плакаты с Джеймсом Леброном и Расселом Уилсоном. Грамоты. Ленты. Награды. Во второй спальне были нежно-пурпурные стены. Плакаты с Рианной. Грамоты. Награды. Кукла «Американ герл» в кресле-качалке. В конце коридора располагалась хозяйская спальня. Двойные двери, ведущие туда, были открыты.

С божьей помощью Грей удалось не потерять самообладание, пока она на цыпочках шла к своей старой спальне. Она стояла у порога, пока ее сердцебиение не замедлилось с галопа на рысь. И тут она увидела.

Постельное белье все с теми же причудливыми турецкими «огурцами». Вычурные лампы. Тахта. Телевизор с плоским экраном. Большая кровать. Куча белья на пути к хозяйской ванной. Со всеми этими подушками это была уже не кровать Грей. И не ее ванная. Только не с этими полотенцами. Одежда Шона, в том числе кашемировый свитер, который она купила ему на Рождество, — все это висело на его стороне гардероба, а вот одежда на другой стороне, эти каблуки и ремни… не ее. Ковер тоже другой: синий вместо белого. Грей буквально залила кровью тот белый ковер. Вывести эту кровь было бы ох как непросто.

Ей нужно было выпить.

Грей вернулась в гостиную и села на диван. Если первой вернется красивая латиноамериканка, Грей расскажет женщине об отчиме ее детей. Если же Шон вернется домой первым, то… собственно, «Мияби Эволюшн»[2] для того и созданы. Плавная, равномерная резка. Всегда.

Прошло четыре часа, и вскоре золотой свет пробился сквозь жалюзи. Никто не переступал порога. Дверь гаража не издала ни звука. Грей сидела неподвижно. Она думала обо всем и ни о чем, проигнорировав внутренний голос, твердивший ей уходить. Она не обращала внимание на покалывание в своих немеющих ногах и ступнях, на переполненный мочевой пузырь и гул пустого желудка.

Дом клокотал балками и плитами, распаленными знойным солнцем.

В восемь часов она наконец подошла к окну гостиной.

На другой стороне улицы белая женщина с французскими косами держала под мышкой маленькую болонку, стараясь подобрать с тротуара газету.

— Извините, — крикнула Грей, переходя улицу. — Доброе утро!

Женщина улыбнулась ей.

Грей спросила о семье, которая жила в доме № 595.

— Они на озере Мид, — ответила женщина. — Я думаю, они вернутся на следующей неделе.

Грей позволила собаке лизнуть ей руку и будто бы невзначай спросила:

— А Шон с ними поехал, не знаете?

— Кто? — спросила женщина.

— Шон Диксон. Владелец этого дома.

Густые брови женщины нахмурились.

— Я не очень хорошо разбираюсь в именах.

— Он высокий, немного темнее меня. Симпатичный. Вы бы вспомнили, если бы увидели его.

Женщина покачала головой.

— Я переехала сюда всего три недели назад и встречалась только с Прешес и ее детьми, Кейденом и Сьеррой, так что… извините.

Еще был белый старик, который жил по правую сторону от дома № 595. Раньше там проживали Фил и Лоррейн с их тарелками, вечно закиданными остатками бутербродов, пока мать Лоррейн в Род-Айленде не понадобилась помощь, — тогда им пришлось переехать. Старик знал семью, в том числе Шона.