Я еще жив. Автобиография - Фил Коллинз

Вечер за вечером, глядя в темноту между прожекторами на сцене, я не видел десятки тысяч людей, наслаждавшихся моментом. Я видел странные толпы усиленно обсуждавших меня: «Раньше он мне нравился. Но сейчас он бросил свою жену и ребенка ради молодой подружки, а она такая распутная, что она использует его, чтобы получить то, что хочет. Но он не получит просто так наши деньги – мы все равно пришли на концерт! Посмотрим, как низко он пал. О, мне нравится эта песня. Но какой же он урод. О, эта тоже хорошая… но она о его первом браке! Еще одна бывшая! Может, присылающий факсы Фил Коллинз уже определится?»

Может, я стал параноиком? Как минимум мое чувство вины сделало меня гораздо более восприимчивым к физической и реальной энергии.

Именно такой урон нанесла мне история с факсом. Она свела меня с ума, и в моих беспорядочных мыслях она уничтожила весь фундамент моей карьеры. Конечно, мне не нравилось быть «мистером Милым парнем», мужиком домохозяйки. Но, как только я лишился этого звания, мне стало его дико не хватать. Теперь я был врагом народа номер один в поп-музыке. Род Стюарт постоянно спит с кем-то, но он так делал всегда. Мик Джагер делал точно так же – конечно, он же Мик Джагер. Фил Коллинз сделал то же самое – какой же он кусок дерьма.

В тот момент я не понимал, где находился. Казалось, что я совсем потерял контроль. Мои жизненные принципы, я как личность, моя гордость (или ее отсутствие) были раздавлены одними только заголовками газет. В итоге на меня навалилось столько всего, что я захотел вычеркнуть себя из сценария. Я хотел выдрать листок со своей ролью и сказать: «Я не хочу играть в этом фильме. С меня довольно».

Эта рана гноилась все сильнее и становилась все глубже.

После… But Seriously и Both Sides люди стали говорить: «Фил, мы больше не хотим ничего такого. Послушай, дружище. Ты – это You Can’t Hurry Love. Ты – это Sussudio. Ты веселый парнишка на сцене, который заставляет нас смеяться и прыгает по сцене два часа. Вот это нам нравится. Пожалуйста, не надо больше темных проявлений души. Для этого у нас есть другие».

Лавиния? Я так и не рассказал ей, о чем был альбом Both Sides. Поэтому я не знаю, что она о нем думает. После того телефонного звонка я больше никогда о ней ничего не слышал. Но мне до сих пор дорог Both Sides. На него не упала тень событий, которые вдохновили меня на его создание. У него был свой короткий солнечный денек.

Несмотря на катастрофу в личной жизни, я не жалею о том, что написал этот альбом. Я получил огромное удовольствие от работы над ним. Когда я сам писал текст его песен и сам записывал их, сам играл на музыкальных инструментах, я чувствовал прекрасную раскрепощенность и свободу в действиях. Именно поэтому я решил освободиться и другим способом. Во время промотирования Both Sides – до начала тура, даже до Орианны – я сказал Тони Смиту, что ухожу из Genesis.

или Я влюбился в швейцарку. И слушал свое сердце, а не гнался за деньгами

Стоило ли мне остаться или уехать? Бросил ли я Джилл… ушел из Genesis… уехал из Великобритании?

Три года в промежутке между встречи с Лавинией во время тура Genesis We Can’t Dance в 1992 году и окончанием гастролей с Both Sides Of The World весной 1995 года были более чем бурными в моей жизни. Легендарные восьмидесятые превратились в наполненные переживаниями девяностые. Какое из десятилетий было более захватывающим для меня, какое из них внесло еще большую сумятицу в мое сердце? Даже сейчас мне сложно выбрать одно из них.

Во время тура We Can’t Dance у меня в голове крутились мысли о том, что роль лидера группы стала для меня слишком тяжелой. С самого начала всемирных гастролей Genesis, в рамках которых нам предстояли крупнейшие концерты, мы чувствовали некоторую ностальгию – «посмотрите, какой длинный путь мы проделали». Это проявлялось наиболее очевидно на видео, которое мы вывели на экран во время исполнения I Know What I Like: множество видеозаписей из архивов, рассказывавших о жизни группы еще со времен Питера.

Но, кроме того, с самого начала у нас появлялись какие-то проблемы и недоразумения.

После открытия тура на «Техас-стэдиуме» в Ирвинге, штат Техас, мы отправились во Флориду через Хьюстон. У меня болело горло, поэтому мне делали иглоукалывание за кулисами на «Джо Робби Стэдиума» в Майами. На следующий день в Тампе я смог спеть только одну песню – Land of Confusion, а затем попросил прощения и покинул сцену, так как мои голосовые связки просто разрывались в клочья. Из-за иглоукалывания в том числе. Половина стадиона крикнула «о-о-о-о», сочувствуя мне. Остальная половина мычала что-то вроде: «Ублюдок! Мы заплатили деньги, пой нам песни!» Я поспешно сбежал в гримерную и заплакал. Я не смог справиться с нагрузкой. Я подвел всех: фанатов, гастрольную команду, работников стадиона – абсолютно всех. Это была очень большая ответственность, очень сложный момент. Вся вина лежала на мне. Прошла всего одна неделя, а я уже испортил самый большой тур Genesis за всю его историю.

Но я не привык сдаваться и продолжал бороться. Гастроли продолжались. Когда мы заканчивали выступление на очередном громадном суперстадионе, я спрашивал себя: на самом ли деле мне все это нужно? Это давление, эта ответственность? Был ли я в состоянии выдержать все это – пение, подшучивания с публикой, концерты (длиною в жизнь) на гигантских стадионах – в рамках истощающего, высасывающего все силы летнего расписания, которое в итоге приводило нас по возвращении домой к колоссальному, невероятных масштабов шоу на открытом воздухе в Кнебворте?

Если говорить откровенно, я ненавидел концерты на стадионах. Во время них ситуация могла выйти из-под контроля в любой момент. Они были построены для спортивных мероприятий, а не для концертов рок-звезд. Ты не можешь заранее позаботиться о многих проблемах – если пойдет слабенький дождь, то все выступление может пойти насмарку, а небольшой ветер может полностью испортить звук. Во время концертов люди на стадионах постоянно в движении, везде что-то происходит, и это отвлекает твое внимание. Очереди за хот-догами, убийственный запах жареного лука, бесконечные очереди в туалет. Если на стадионе было 40 000 человек, то, когда мы выступали, 10 000 из них куда-то шли или были чем-то заняты.

Я помню, как в семидесятых отправился в Техас на концерт Bad Company, ходил по арене и удивлялся тому, что происходило вокруг: люди орали, ввязывались в драки, их тошнило прямо там. Но некоторые даже смотрели концерт. К тому времени, как Genesis начали выступать на стадионах в восьмидесятых, фанаты могли уже наблюдать за концертом на экранах, установленных около сцены, потому что на самом деле они могли либо издали смотреть на маленькие точки на сцене, либо смотреть только в экран – вот только звук из экранов был не точно синхронизирован с мощнейшим звуком со сцены из громадных колонок, размером с дом. В таких условиях было неудивительно, что не все обращали внимание на саму музыку. Поэтому я пошел за пивом и ядерно-оранжевыми чипсами.

Тур подобного масштаба явно указывал на ошеломляющий успех Genesis в начале девяностых, но выступать на таких концертах было настоящим адом.