Три стороны моря - Александр Борянский

Но сейчас и Одиссей, и Парис нервничали, им было хуже, чем в гуще смертельного боя со слабой надеждой на победу.

Лишь Елена чувствовала себя естественно. Ей впервые было легко и весело в этом городе. Она только что начала жить. Первый вздох новой жизни.

Так бывает.

Вернее — так случалось в древности.

Вожди ахейцев стояли перед своими кораблями, в начале лета едва не сожженными Гектором. Гектор был мертв, он был никем, его вообще не было, не осталось и пепла. Его убил Ахиллес. Ахиллес тоже был никем, и пепел тоже давно смешался с солеными водами моря. Убийцу Гектора убил Парис. О пепле Париса пока было рассуждать рано.

Парис со стены не мог увидеть, что происходило там у них на берегу. Поэтому он спал.

А что происходило накануне в его доме, почему Одиссей выскользнул оттуда поздно ночью, кто встретил его возле храма Афины, кто проводил до стены и напутствовал прекрасным женским голосом… Нет, разумеется, то была не Елена. Она лишь приказала служанкам омыть ноги гостю.

Но это было во тьме, и день размыл все светлой краской, и не узнать…

Агамемнон выступил вперед, вожди ахейцев напрягли слух.

— Ахилл был мне почти сыном, — громко, чтобы все слышали и кто-нибудь донес Пелею, возгласил Агамемнон. — Я считал его вторым после себя.

Диомед опустил голову. Вот кому достаточно было обыкновенной власти, а слухи и празднословие о ней он скромно уступал хоть бы и Ахиллесу.

— Да, я считал его самым славным героем, пришедшим под Трою, — продолжал Агамемнон. — Только опытом и вашим доверием превосходил я его.

«Сейчас он назовет преемника, — подумал Аякс, — и этот преемник будет хозяином моря».

И Аякс вспомнил, как он, именно он не позволил Гектору сжечь корабли, как помешал бросить огонь, чуть ли не в одиночку защищая первый в ряду чернобокий корабль.

— Доспехи Ахилла можно отослать отцу, — говорил Атридес. — Но хозяин этих доспехов не хотел жить, если не падет ненавистный ему город.

И Агамемнон протянул руку в ту сторону, где спал Парис.

— Пусть эти доспехи достанутся тому, кто сильнее всех приблизит гибель Трои и Илиона. Пусть они станут знаком его доблести, знаком того, что он — лучший воин и вечный друг Атридесов.

Аякс затрепетал. Остров Саламин лежал напротив города Афины, который по ее слову основал Тезей. Остров Саламин в лице басилевса Аякса страстно желал быть лучшим другом Атридесов.

Но к Агамемнону вышел Одиссей, посланец ничтожной Итаки.

— Я принес! — сказал Одиссей.

— Что это? — ритуально вопросил Агамемнон.

Диомед поднял голову и посмотрел.

— Это знак Афины, хранившийся в ее храме в Трое. Знак Палладий оберегал город. До тех пор, пока он находился внутри стен, мы не могли их взять. Теперь он наш.

— Не разгневается ли богиня? — осторожно спросил Нестор.

— Богиня подскажет сама. Мы узнаем, еще не зайдет солнце.

— Если Одиссей сделает это, — громко произнес Агамемнон, — он достоин доспехов Ахилла.

Аякс густо покраснел. Басилевсы, а их собралось около сорока, затаили дыхание — всем мечталось пограбить и домой.

— Я сделал это, — заявил Одиссей.

Он отбросил ткань и взорам открылось то, что казалось обычным щитом. На козьих шкурах жили змеи. Они извивались, но будто вырастали из щита-палладия. Они раскрывали пасти… Змеиных голов было бесчисленное количество. Нет, конечно, их можно было сосчитать, но каждому, кто глядел на это, виделось целое змеиное царство, прорастающее, ужасающее.

Словно единый вздох пронесся между басилевсами. Менелай отвернулся.

«Какая отвратительная гадость!» — сказал бы Терсит, если б его не убили.

— Не смей отворачиваться, если считаешь себя властителем! — грозно, но тихо приказал Агамемнон.

И вдруг змеи соскользнули со щита. Некая сила отпустила их, они расползлись по стану ахейцев, и ни одна пара глаз не успела проследить за ними. До захода солнца десять данов из числа рядовых воинов были укушены и тут же скончались, впрочем, без мучений.

Сразу же после захода солнца Агамемнон вручил Одиссею доспехи, ранее принадлежавшие Ахиллесу, сыну Пелея.

Оставим ненадолго вопрос вопросов: осталась ли верна Елена Парису. Сам вопрос достоин того, чтобы вдуматься, как порой поворачивается эта самая судьба…

Посмотрим на море.

Оно еще недавно покорялось владыке Крита — Миносу. Когда сначала огромная волна, а затем набег Тезея подрубили мощь Миноса, когда Кносс был полуразрушен и занят немножко дикими ахейцами, за право хозяйничать на морях развернулась борьба.

Приам пытался заменить Крит, сделав Трою образцовым торговым городом. Так называемые «народы моря»: даны, ахейцы, эолийцы и прочие греки почти объединились, признав племя Атридесов, однако Агамемнон держал власть только на суше. По морю рыскали за удачей Менелай, Идоменей, Мерион, Аякс, еще два десятка предводителей. С падением Трои, если бы оно все-таки совершилось, у любого из них возникала возможность покорить моря, все! Развернуть торговлю, пиратство, рабовладение, наемную перевозку. На море неминуемо началась бы резня. Однако семьи соискателей обитали на суше, где басилевс басилевсов не намерен был допускать какую бы то ни было резню.

Хозяина моря должен был благословить именно он. Агамемнон во главе всего, Диомед на суше, на море — кто?

Басилевсы Крита, Идоменей и Мерион? Они меньше других устраивали Атридесов: горный удаленный Крит был бы практически бесконтролен, их следовало держать под легкой угрозой такого же нашествия, как Троянское.

Ахиллес, в общем, подходил бы на роль, превратить сына соперника в зависимого, хотя и сверхпочетного бойца по типу Диомеда — спорно, но о чем спорить, коль соискатель сожжен.

Аякс с островом Саламин действительно имел много за. Но Агамемнон был бы не против сохранить право рыскать вдосталь за своим братом, который любил моря. Аякс вряд ли потерпел бы, честно сказать, необратимо бестолкового Менелая.

И вот уже под Троей выяснилось… Итака тоже была островом!

— Я доставил тебе то, что ты хотел, Одиссей?

— Да, славный Диомед.

— Ты доставил нам, а я доставил тебе.

— Я понимаю, что доспех Ахилла — не просто награда…

— Это ключ к морям. Можно запереть море на ключ, Одиссей, а можно открыть и впустить жаждущих.

— Я понимаю, это доверие.

— Теперь еще надо, чтобы пала Троя, — усмехнулся Диомед.

— Афина подскажет, что делать.

— Еще не зайдет солнце? Оставь, Одиссей, я-то не верю в эти чудеса. Я не хотел, чтобы Агамемнон увел войска отсюда, вот и все.