Правда о деле Гарри Квеберта - Жоэль Диккер

— Лютер! Ты меня напугал!

В свете фонаря возникло перекошенное лицо и могучее туловище.

— Фто… Фто ему от тебя надо?

— Ничего, Лютер…

Он схватил ее за руку и сильно сдавил.

— Не… не… не фмейфя надо мной! Фто ему от тебя надо?

— Он просто друг! Пусти меня, Лютер! Мне больно, черт возьми! Пусти, или я всем расскажу!

Он разжал пальцы и спросил:

— Ты подумала про мое предловение?

— Ответ: нет, Лютер! Я не хочу, чтобы ты меня рисовал! А теперь дай мне пройти! А то я скажу, что ты тут бродишь, и у тебя будут проблемы.

Лютер без лишних слов бросился бежать и растворился в утренней заре, как обезумевший зверь. Ей было страшно, она заплакала. Поскорей дошла до ресторана и перед входом вытерла глаза: мать была уже на месте, и ей не хотелось, чтобы та заметила слезы.

Гарри побежал назад через весь город к шоссе 1 и Гусиной бухте. Он думал о Дженни. Не надо было подавать ей ложных надежд. Он очень досадовал на себя из-за этой девушки. На перекрестке с шоссе 1 у него подкосились ноги; мышцы остыли, пока он стоял у пристани, он чувствовал, как их начинает сводить. Он был один на обочине пустынного шоссе и уже жалел, что убежал так далеко от дома, не представляя, как теперь добраться до Гусиной бухты. В эту минуту рядом с ним непонятно откуда возник синий «мустанг». Водитель опустил стекло, и Гарри узнал Лютера Калеба.

— Нувна помофь?

— Слишком далеко забежал… Похоже, я что-то себе повредил.

— Фадитефь. Я ваф подвеву.

— Повезло мне, что я вас встретил, — сказал Гарри, устраиваясь на переднем сиденье. — Что вы делаете в Авроре в такую рань?

Калеб не ответил; он отвез своего пассажира в Гусиную бухту, не обменявшись с ним больше ни словом. Высадив Гарри, «мустанг» покатил назад, но направился не в Конкорд, а свернул налево, к Авроре, и заехал на узкую тупиковую лесную тропу. Укрыв машину за соснами, Калеб проворно пробрался сквозь ряды деревьев и спрятался в зарослях неподалеку от дома Гарри. Было четверть седьмого утра. Он уселся, привалившись к стволу, и стал ждать.

Около девяти часов Нола пришла в Гусиную бухту ухаживать за своим возлюбленным.

13 августа 1975 года

— Понимаете, доктор Эшкрофт, я всегда так делаю, а потом на себя злюсь.

— Как это происходит?

— Не знаю. Это как будто само из меня вырывается, против моей воли. Ну просто тянет меня, и я не могу устоять. Но мне от этого плохо. Мне так плохо! Но устоять не могу.

Доктор Эшкрофт внимательно посмотрел на Тамару Куинн и спросил:

— Вы способны сказать людям, как вы к ним относитесь?

— Я… Нет. Никогда не говорю.

— Почему?

— Потому что они и так знают.

— Вы уверены?

— Ну конечно!

— Откуда же им знать, если вы никогда не говорите?

Она пожала плечами:

— Не знаю, доктор…

— Ваши домашние знают, что вы ко мне ходите?

— Нет. Нет! Я… Это их не касается.

Он кивнул:

— Знаете, миссис Куинн, вам надо записывать свои ощущения. Это успокаивает. Иногда.

— Я и записываю, я все записываю. С тех пор как мы с вами это обсудили, я все пишу в тетрадь и храню ее как зеницу ока.

— Вам это помогает?

— Не знаю. Да, немного. По-моему.

— Мы поговорим об этом на будущей неделе. Время истекло. Тамара Куинн встала, попрощалась за руку с врачом и покинула кабинет.

14 августа 1975 года

Было около одиннадцати. С самого утра Нола на террасе в Гусиной бухте прилежно перепечатывала на «ремингтоне» рукописные страницы, а Гарри, сидя напротив, работал, писал дальше. «Хорошо! — восторгалась Нола с каждым следующим словом. — Правда очень хорошо!» Гарри улыбался ей вместо ответа, чувствуя, как его переполняет неиссякающее вдохновение.

Стояла жара. Нола, заметив, что Гарри нечего попить, на минутку отлучилась с террасы и пошла на кухню приготовить холодный чай. Едва она скрылась в доме, как на террасу с улицы вошел гость — Элайджа Стерн.

— Гарри Квеберт, вы слишком усердно работаете! — громовым голосом произнес Стерн. Гарри, не слышавший, как он вошел, так и подскочил и немедленно впал в страшную панику: никто не должен был увидеть здесь Нолу.

— Элайджа Стерн! — завопил он изо всех сил, чтобы Нола услышала и не выходила из дома.

— Гарри Квеберт! — еще громче повторил Стерн, недоумевая, зачем Гарри так кричит. — Я звонил в дверь, но никто не ответил. Но я видел вашу машину, подумал, что вы, наверно, на террасе, и позволил себе обойти дом.

— И правильно сделали! — проорал Гарри.

Стерн заметил листки и «ремингтон» по другую сторону стола.

— Вы одновременно и пишете, и печатаете? — с любопытством спросил он.

— Да. Я… Я работаю над несколькими фрагментами сразу.

Стерн рухнул на стул. Он обливался потом.

— Несколько страниц сразу? Вы гениальный писатель, Гарри. Вообразите, я был в этих краях и решил заскочить в Аврору. Какой чудесный город! Машину я оставил на главной улице и пошел прогуляться. И ноги сами принесли меня сюда. Привычка, наверно.

— Элайджа, этот дом… Он просто невероятный. Сказочное место.

— Я очень рад, что вы тут остались.

— Спасибо вам за щедрость. Я вам очень обязан.

— Только не надо благодарностей, ничем вы мне не обязаны.

— Однажды у меня появятся деньги, и я куплю этот дом.

— Тем лучше, Гарри, тем лучше. Я буду счастлив, если дом с вами оживет. Простите, ради бога, с меня льет ручьями, и я умираю от жажды.

Гарри нервно поглядывал в сторону кухни, надеясь, что Нола слышала их и не появится. Нужно было как можно скорее найти способ избавиться от Стерна.

— К несчастью, мне нечего вам предложить, кроме воды…

Стерн засмеялся:

— Не беспокойтесь, друг мой… Я так и думал, что у вас дома шаром покати. Это-то меня и тревожит: писать — дело хорошее, только смотрите не зачахните! Вам давно пора жениться, чтобы кто-то был рядом и о вас заботился. Знаете что, отвезите меня в город, приглашаю вас позавтракать, заодно и поболтаем немножко, если, конечно, вы не против.

— С удовольствием! — облегченно воскликнул Гарри. — Непременно! С огромным удовольствием. Пойду возьму ключи от машины.

Он вошел в дом. И, проходя мимо кухни, обнаружил Нолу, спрятавшуюся под стол. Она послала ему чудесную заговорщицкую улыбку и приложила палец к губам. Он улыбнулся в ответ и вернулся на террасу к Стерну.