Тень от загородного дома - Валерий Пушной

Не слышала, как на рассвете с площадки в дверь легонько постучали. Не слышала, как мгновенно чутко встрепенулась Полина, словно совсем не спала, как вскочила с кровати и открыла входную дверь. Вошла Римма. Одна. Полина выглянула за дверь, надеясь увидеть Вовика, и вопросительно воззрилась на Дригорович. Та негромко сказала:

— Его не будет. Забудь о нем.

Пожав плечами — мол, забыть так забыть, — Полина безразлично закрыла дверь. Римма распорядилась:

— Соберись и быстро избавься от машины!

Послушно кивнув, Полина кинулась за одеждой. Проснувшись от шума, Ольга прислушалась к голосам за дверью, смекнула, что вернулась Римма. Из доносившихся из-за двери отдельных отрывистых слов ничего нельзя было понять. Но голоса были только женскими, и Ольга сообразила, что Вовика в прихожей нет. Потом хлопнула входная дверь и наступила тишина. Ольга догадалась, что кто-то вышел. Хотелось посмотреть, что происходило за дверью, но вряд ли стоило сейчас высовывать свой нос. В прихожей кто-то оставался — она чувствовала это, хотя и не слышала шума. Постепенно снова заснула. Опять проснулась при новом хлопке входной двери. Из прихожей донеслись оживление и женские голоса. А за окном отчетливо проклевывалось солнце. И вновь за дверью комнаты установилась полная тишина, как на необитаемом острове. Сон больше не шел. Жена Глеба поднялась, оделась, украдкой выглянула за дверь. Осторожно пошла в ванную. Умылась и снова вернулась в комнату. Собрала диван и больше не ложилась. На душе было тревожно. Одно несколько гасило тревогу — что не было Вовика, поскольку его отсутствие, как представлялось Ольге, уменьшало опасность для нее. Она, разумеется, заблуждалась, но это заблуждение добавляло ей сил. Прошло около часа, прежде чем дверь в комнату растворилась и вошла Римма. Ее глаза были холодными и неприветливыми. Вероятно, подумалось Ольге, сейчас она видела перед собой настоящее лицо Риммы. Жена Глеба выдержала ее взгляд и попыталась завести разговор:

— Римма, но почему так и зачем это?

Вопрос был сразу обо всем. Дригорович поняла его и ответила легко и обыкновенно:

— Потому что это моя жизнь.

До того, как вошла Римма, Ольга неспокойно кружилась по комнате, не находя себе места. Остановилась как вкопанная, когда распахнулась дверь. Ответ Дригорович обескуражил ее, поверг в уныние. Что можно было сказать на это? Слов не было. Все мгновенно определилось, расставились все точки. Насмешка чиркнула по губам Риммы. Она подошла к окну, отодвинула штору, посмотрела на улицу. В глаза ударило солнце. Сказала уверенным жестким тоном:

— Мы не выбираем, какими нам быть! Жизнь все выбирает за нас! Она дается такой, какая есть и какую человек изменить не в состоянии. Не верь болтовне о том, что мы сами делаем свою жизнь. Это придумка для дураков. Пускай думают, что если постараются, то смогут из дураков стать гениями. Но увы! Как бы ни старался дурак, но если он родился дураком, он дураком и умрет! Помнишь классика? «Рожденный ползать летать не может!» Рожденный в обличье волка козленочком не станет! Главное для человека — понять, кем он пришел на этот свет. Вороном или попугаем. И кто раньше это поймет, тот будет держать в руках удачу! — Показала через окно на улицу. — Вот они там внизу ходят, и никто из них не знает, кому и где завтра на голову упадет кирпич, кого и где завтра зарежут, а кто сам из них возьмет в руки кирпич или нож. Быть может, сегодня он не думает о ноже, а завтра, пролив кровь, не сможет без нее обходиться, потому что ему понравится это делать.

Шагнув к стене в серых обоях, Ольга прижалась к ней плечом и изумленно внимала Дригорович. Убийственная философия. Какие силы движут этой женщиной? Что за логика в ее поступках? И есть ли вообще какая-то логика? Зачем так жить? Зачем? Ольга была озадачена. Как будто услышав ее невысказанные вопросы, Римма сказала:

— Мне нравится так жить.

После этих слов жена Глеба сжалась, словно острый нож прошелся по ее телу и вонзился глубоко в сердце. Она не представляла себе, что может нравиться в такой жизни. Яркое солнце лучами стегало по глазам Дригорович, но она даже не прищуривалась, смотрела сквозь стекла широко открытыми глазами, вбирая лучи в себя, словно затягивая в глубокую черную пропасть, где свет их гас и умирал. Голос Риммы по-прежнему был уверенным и категоричным:

— Для тебя, может быть, все это ужасно, а для меня — нет!

— Убивать людей не ужасно? — ошеломленно воскликнула Ольга, и ее возглас забился в воздухе, как раненая птица.

— Нет! — спокойно сказала Дригорович. — Они этого заслуживают! — Она резко развернулась лицом к жене Глеба.

— Это невероятно! — У Ольги перехватило дыхание.

— Мои мужья тоже заслуживали этого! — убежденно выплеснула Римма. — Иначе они бы оставались живыми! — В ее голосе полыхнуло даже не раздражение, а лютая злость.

Вздрогнув, Ольга спросила:

— Что тебе нужно от меня?

Глаза у Риммы сделались бездонными и мутными, она скрестила на груди руки и опять отвернулась к окну.

— Не бойся, я не собираюсь тебя убивать, — сказала сухо, — если, конечно, ты будешь правильно себя вести! — Голос хоть и оставался холодным, но нотки злости исчезли.

— Вот это номер! — выдохнула Ольга. — Что значит «правильно» в твоем понимании?

Переведя взгляд на шторы, Дригорович чуть отступила от окна, задернула их, отсекая лучи солнца, и не оборачиваясь выговорила:

— Ты обязана делать все, что я потребую. Я, конечно, могла бы с помощью гипноза заставить тебя делать это, но я хочу, чтобы ты поступала осознанно. Ты должна понимать, что делаешь. Все для того, чтобы ты увидала, как безнадежно плохи твои представления о жизни. Ты не так давно спасла мне жизнь, и я благодарна тебе за это. Но я не уверена, что ты спасала бы меня, если бы тогда уже знала меня настоящую. Поэтому сейчас перед тобой будет выбор. И ты должна поступать правильно. Вот Дарья вела себя неправильно. А ведь могла бы еще долго жить. Мне будет ее не хватать! — На лице появилась маска сожаления.

Между тем Ольге эта маска говорила, что Римма не сожалела о содеянном. И вообще, вряд ли была способна на это. Печально. Все было печально, но, очевидно, уже непоправимо. Корозова вздохнула. И точно в подтверждение ее мыслям, Дригорович брезгливой гримасой искривила красивое лицо, провела руками по красивым бедрам, и ее отчетливый сухой голос, как стук деревяшки, хлестнул по ушным перепонкам Ольги:

— Я никогда ни о чем не сожалею. Расходовать себя на сожаления лишено всякого смысла! Нет, я не болею подобными слабостями.

Чем больше Ольга постигала Римму, тем большая тяжесть ложилась ей на сердце и тем больше ей становилось страшно за себя. Ведь уверения Дригорович могли в любую секунду лопнуть, как мыльные пузыри. Ибо ее требования могли быть неприемлемыми. Прежде чем продолжить разговор, Римма некоторое время помолчала, потом прошла по комнате и подступила к жене Глеба близко — так, что та уловила ее дыхание, и это дыхание обдало ледяным холодом: