За степным фронтиром. История российско-китайской границы - Сёрен Урбански

витрин магазинов, обратили в начале этого года взоры к железной дороге, а простаивающие у себя под боком эшелоны с добром расценили как „безвозмездную гуманитарную помощь“. В этот миг и родился среди части населения боевой клич „На вагоны!“. Очень скоро выяснилось, что грабить составы особого труда не составляет»[903]. Реформирование советской таможенной системы, отказавшейся от государственной монополии на экспорт в конце 1980-х годов, привело к резкому увеличению количества вагонов, подлежащих таможенному оформлению. Вскоре после этого была зарегистрирована первая кража железнодорожных грузов[904]. Масштабы воровства в течение следующих нескольких лет значительно увеличились. В 1992 году до двух тысяч вагонов с импортными товарами из Китая ожидали таможенной проверки. Станция Маньчжурия также была заставлена товарными вагонами. Практически неохраняемые вагоны с обувью, велосипедами, электронной техникой, водкой, сигаретами и другими ценными товарами месяцами простаивали на путях. Железнодорожный парк не был оснащен даже элементарным забором, прожекторы не работали, и на тысячу вагонов был выделен только один охранник. Российские железнодорожные служащие часто отказывались выполнять свои обязанности по охране грузов, вместо этого они сами иногда помогали участникам грабежей. Изолированное однажды приграничное поселение стало центром региональной преступности[905]. СМИ сообщали о регулярных грабежах, перестрелках и безудержном моральным разложении, рисуя портреты людей, променявших совесть на кроссовки. «Дети забросили учебу, взрослые – работу, инвалиды, пенсионеры забыли о своих болячках, железнодорожники – о должностных обязанностях – все ринулись в парки станции, безжалостно грабя вагоны с народным добром… хватают все подряд: от презервативов до кожаных курток и меховых шуб. Ничем не гнушаясь, заходят в вагон, снимают с себя отечественные одежды, облачаясь во все китайское». Семьи и даже целые школьные классы – самым юным из учеников было всего девять лет – обходили вагоны организованными группами. Местная молодежь устроила собственный черный рынок на школьном дворе. Там торговали всем, что удалось вынести из вагонов. Скотник Апилов вместе с женой и дочерью украл 107 кожаных курток, спортивные костюмы, а также сорок пять бутылок водки. Вскоре в Забайкальске вырос собственный класс нуворишей. Наиболее преуспевшие жители поселились на улице Победы, недалеко от железнодорожных путей. Эту улицу вскоре прозвали в народе «улицей миллионеров»[906]. Беспорядки достигли апогея в декабре 1992 года, к этому времени Забайкальск выглядел как поселение на линии фронта во время войны. Жилища торговцев были обстреляны из автоматов, что привело и к жертвам.

В начале января 1993 года областные власти в Чите вернулись к режиму пограничной зоны. Были восстановлены пропускные правила, введенные в 1930 году, по которым только местные жители, путешественники с соответствующими документами и пассажиры, направляющиеся в Китай, могли въехать в Забайкальский район[907]. Чрезвычайно холодная зима заморозила здесь жизнь и, возможно, отразилась на дальнейшем снижении потока авантюристов[908]. Только весной власти смогли восстановить контроль полностью. Грузовое депо было огорожено, были возведены наблюдательные вышки и дополнительные прожекторные мачты. Некоторые источники оценили экономические потери от грабежей в миллиарды рублей[909]. Власти сообщили, что в результате прошлогодних стычек семь человек были убиты и одиннадцать серьезно ранены[910]. Среди убитых оказался местный житель, застреленный при попытке кражи шести перин. Милиция обыскала его тело и нашла у него 72 217 рублей и баллон со слезоточивым газом. Зимой число задержанных милицией и военными исчислялось сотнями. Только в феврале 1993 года было задержано более трех тысяч человек. Многие из них были привлечены к ответственности за кражу и взяты под стражу. Тем не менее большинство, вероятно, никогда не предстало перед судом. Для общественности многие стали «национальными героями»[911].

Последняя глава этой книги о жителях аргунского бассейна заканчивается этим неистовым разграблением. Грабители в основном были из числа новоселов, мотивы их были разнообразны, начиная от сопротивления ограничениям государства и заканчивая скрытым желанием приобрести атрибуты запретного «другого». Среди мотивов было также чувство несправедливости, которое возникало у оставленных в бедности жителей отдаленной периферии, тогда как столица, по общему мнению, богатела.

***

Дипломатическое сближение сопровождалось снятием барьеров на общей границе, плотно закрытой во время советско-китайского конфликта в 1960-х и 1970-х годах и в годы существования Маньчжоу-го. Повестка официальных встреч в течение нескольких лет сместилась с культурной на экономическую, а зона контакта между гражданами обеих стран снова расширилась. Сейчас не только таможенники или проводники поездов пересекали международную границу, но и китайские фермеры и строители. Число пассажиров международных поездов значительно увеличилось, и прибывающие дважды в неделю поезда значительно разнообразили атмосферу на железнодорожных станциях. Однако все это разнообразие оставалось формальным и находилось под государственным контролем.

Смещение от формального к неформальному произошло моментально, как только политическое ослабление и экономический беспорядок достигли пограничной территории Советского Союза. Возможно, впервые с 1920-х годов периферия явно преобладала над метрополией – инициативы снизу в обход формальных каналов между Москвой и Пекином начали определять отношения на границе. Вскоре после того как в Кремле был спущен советский флаг, а российский триколор занял его место, пограничные бункеры были заброшены, а минные поля вдоль широкой границы между горами Тань-Шань на западе и Японским морем на востоке были обезврежены. С тех пор появились новые экономические, общественные и культурные межграничные сети, которые вошли в новую главу постсоветских российско-китайских отношений.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Многие связи, возникшие благодаря сдвигам во власти в постсоветскую эру, лучше всего могут быть изучены на примере городов Маньчжурия и Забайкальск. Майкл Вайнс, корреспондент «Нью-Йорк таймс», в 2001 году описал результаты этих фундаментальных изменений:

Последствия геополитики XXI века очевидны, когда приезжаешь в этот приграничный город, который лишь несколько лет тому назад был заставой русской пехоты, ожидающей китайского вторжения. Русские огневые точки сейчас брошены, но вторжение все равно случилось: китайцы построили в городе несколько новых домов, «Чайна Телеком» обеспечивает сотовую связь, а китайские торговцы нанимают целые автобусы безработных русских, чтобы те перевозили сделанную в Китае одежду и электронику через построенный китайцами же пограничный переход…

Для жителей Забайкальска рай начинается в пятидесяти ярдах от границы за брошенными русскими танками и проржавевшими заборами из колючей проволоки. Там китайцы построили сверкающий центр свободной торговли, небольшой гостиничный городок, транспортно-экспедиторские офисы, оптовые магазины и пагоды. На горизонте, в десяти минутах вниз по свежезаасфальтированному шоссе на китайской территории, расположен город Маньчжурия. Десять лет назад китайская версия Забайкальска, а сегодня центр торговли с Россией – лес небоскребов и кафе[912].

Сегодня, через три десятилетия после распада Советского Союза, город Маньчжурия уже не просто мрачная застава на китайско-российской границе, перевалочный пункт между Азией и Европой, куда россияне, живущие неподалеку, приезжали за покупками. Город, население которого растет и насчитывает сейчас около трехсот тысяч человек, аэропорт которого осуществляет регулярные рейсы в Пекин, Иркутск, Улан-Батор и Харбин, после десятилетий застоя модернизируется со скоростью света[913]. Несколько бревенчатых домов в русском стиле еще можно увидеть на улицах, но сам город превратился во вдохновленный Россией тематический мир, ежегодно привлекающий миллионы китайских туристов, стремящихся познакомиться с его новой эклектичной архитектурой. Причудливый парк расположен на полпути между ст. Маньчжурия и государственной границей. Там можно найти дворец бракосочетания в готическом стиле, «Площадь матрешек», где куклы соседствуют с яйцами Фаберже, и копию волгоградской скульптуры «Родина-мать зовет!». Посетители из Пекина, Сианя и Гуанчжоу видят город, застроенный гостиницами, ресторанами и магазинами, теперь нацеленными в основном на китайских потребителей, которые могут найти там коммерционализированную версию России без необходимости пересекать государственную границу. Обычно их путешествие заканчивается у помпезных китайских государственных ворот, через которые проходят поезда на пути в Москву. За воротами лежит сонный захолустный Забайкальск, окруженный низкими степными сопками. Высотой почти пятьдесят метров китайские ворота превосходят российские на противоположной стороне границы, так же как и сверкающий мир маньчжурских небоскребов затмевает безлюдный пучок серых бетонных построек Забайкальска[914].

Ил. 31. Вид на город