Смертельная любовь - Ольга Кучкина

– Сыграл. И посвящение показал.

– Как вы прореагировали?

– Я поблагодарила.

– Я понимаю, а внутри?

– Я испугалась (долгая пауза) .

– Я думала об одном, редко встречающемся качестве – сарказме в музыке. Откуда это у Шостаковича?

– Митя с молодости очень любил Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Зощенко, это первое. А второе… Я была однажды в квартире Ладо Гудиашвили, его вдова, которая когда-то служила ему натурщицей, показывала рисунки, закрытые тканью, сказав, что никому их не показывает. Тогда, когда были «исторические постановления», кампания ведь шла по всей стране, и Гудиашвили тоже ходил на эти собрания-заседания. А вернувшись домой, давал себе волю в сатирических рисунках. Например, лежит прекрасная женщина, и по ней ползают человечки с ножами: уничтожают красоту. От жуткого раздражения все. И Дмитрий Дмитриевич сочинял «Антиформалистический раек» в стол, душу отвести, он же не думал, что это когда-нибудь станет исполняться.

* * *

Персонажи «Райка», где высмеяны все партийные бонзы – Единицын, Двойкин, Тройкин. Цитата из любимой Сталиным «Сулико» не оставляет сомнений в адресе пародии.

Во введении к партитуре упомянут Опостылов, под которым выведен один из бессовестных гонителей Шостаковича, музыковед-аппаратчик (сегодня сказали бы: политтехнолог) Павел Апостолов.

Музыка и жизнь сходятся – как фарс и как драма.

21 июня 1969 в Малом зале консерватории – общественное прослушивание необыкновенной Четырнадцатой симфонии. Шостакович, уже очень нездоровый, неожиданно выходит на сцену, чтобы предварить исполнение несколькими словами. В том числе цитатой из Островского, прозвучавшей так: «Жизнь дается нам только один раз, а значит прожить ее нужно честно и достойно во всех отношениях и никогда не делать того, чего пришлось бы стыдиться». Биограф Шостаковича описывает дальнейшее: «Во время этого выступления в зрительном зале неожиданно возник шум: бледный как мел человек покинул зал… И когда в последней части прозвучали слова “Всевластна смерть. Она на страже…”, в коридоре консерватории лежали уже лишь останки человека, который за полчаса до того, собрав последние силы, сумел выйти из зала. Это был Павел Апостолов».

* * *

– Как уходил Дмитрий Дмитриевич?

– Он болел много лет, не могли найти источник болезни. Говорили, что-то вроде хронического полиомиэлита. Клали в больницу. Пичкали витаминами, заставляли заниматься физкультурой. Полгода пройдет – опять. Слабела правая рука, правая нога. Дмитрий Дмитриевич очень страдал, что не может играть на рояле. Когда на него смотрели, нервничал, двигался хуже. Два инфаркта. Потом рак. Опухоль была в средостении, ее не смогли увидеть. Какое-то время я давала ему лекарство на корнях аконита, посоветовал Солженицын, в Киргизии делали настойку, и я попросила Айтматова привезти. Это не вылечивает, видимо, но останавливает развитие опухоли. Известный рентгенолог Тагер посмотрел томограммы и сказал, что все хорошо, ничего нет, я перестала давать лекарство, а очень скоро врачи собрались и сказали: ах, уже ничего нельзя сделать. Он был дома, потом в больнице. Когда сказали, что все плохо, я попросила выписать нас. Потом ему стало плохо, его опять увезли.

– И как вы?

– Что я? Я осталась.

* * *

Из воспоминаний друга: «К телефону подошла Ирина Антоновна… она говорила со мной как-то отрешенно, стертым звуком, без интонаций…»

* * *

– Когда его не стало, я решила, что, пожалуй, буду жить так, как будто он есть, как будто нас двое, и я должна максимально разбираться, как для него лучше во всех ситуациях. Лучше в музыке, поскольку это главное для него. Будь он жив, он сам бы разбирался. А так мне пришлось.

– А вы не хотите написать воспоминания?

– Не хочу.

– Почему?

– Он сказал однажды: если будешь писать обо мне воспоминания, с того света буду являться. Кому какое дело, как мы жили. Как сумели, так прожили.

– Он вам снится?

– Нет. Он говорил, что покойники снятся к перемене погоды. Мне дважды снился один сон, будто я в ленинградской квартире моего детства, за окнами темно, во всех комнатах горит свет, ветер поднимает занавески, и никого нет.

ЛИЧНОЕ ДЕЛО

Окуджава обожал ее. И сам привел к будущему мужу. Никакому телесериалу и не снились драматические коллизии отношений главы телекомпании REN ТV Ирены Лесневской и писателя Владимира Максимова.

У нее фантастическая судьба. Жившая частной жизнью женщина, любимая мужчинами, шедшая нередко наперекор семье и власти, гонимая властью, вдруг расцвела во время перестройки. Это время, как теперь очевидно, дало шанс людям энергичным, ярким, считавшим себя – и справедливо – недореализованными при старом режиме. Вместе с сыном Дмитрием она создала частную телекомпанию, очень быстро завоевавшую себе имя на телевизионном рынке. REN ТV – это марка.

Мы разговариваем с Иреной не о работе (где она состоялась). О любви (где она состоялась также). Она согласилась рассказать главную историю своей жизни. Герой этой истории – прославленный писатель Владимир Максимов, вынужденный эмигрировать во Францию, создавший там знаменитый журнал «Континент», умерший несколько лет назад и вернувшийся в Россию своими книгами.

* * *

– Как вы познакомились?

– Нас Булат познакомил.