Перворожденный - Стивен Бакстер

Сделав вид, что она закашлялась, Байсеза отпрянула назад и прошептала своему телефону:

— Ты думаешь, это возможно?

— Плазменную жизнь нельзя считать невозможной, — ответил телефон. — В атмосфере Солнца имеются структуры, которые связаны между собой магнитными потоками.

Байсеза мрачно ответила:

— Да. В годы солнечной бури мы все стали экспертами по Солнцу. А как ты думаешь, что здесь происходит?

— «Мир» — это отбор образцов земной жизни, относящихся к периоду, когда человечество, человеческий разум только зарождались. Планетологи считают, что Венера в молодости была теплой и влажной. Так что, возможно, Венера тоже была «отобрана». Предполагалось, что «Мир» станет чем-то вроде улучшенной версии Солнечной системы со всеми ее мирами. И, возможно, что в этих мирах были сделаны временные срезы как раз тогда, когда их жизнь переживала пик развития. Можно себе представить, что происходит на Титане или на Европе в здешней Вселенной, вне досягаемости чикагских астрономов…

Теперь профессор Окер, обнаруживая инстинкт шоумена, показал гвоздь своей программы: Марс.

Но это был совсем не тот Марс, с которым Байсеза выросла и который позже посещала. Этот серовато-голубой Марс походил на Землю даже больше, чем Венера. На нем имелись обширные пространства суши, чередование морей и континентов, полярные шапки на полюсах, прикрытые тонким слоем облаков. Кое-что знакомое на нем Байсеза все же заметила. Вот эта зеленая полоса, очевидно, была Долиной Маринерис; голубой шрам в южном полушарии, скорей всего, представлял собой огромный бассейн Эллады. Большая часть северного полушария казалась сухой.

Телефон прошептал:

— Что-то здесь не так, Байсеза. Если Марс, наш Марс, пережил потоп, то все северное полушарие должно быть затоплено океаном.

— Который сейчас называется Ваститас Бореалис, или Долиной Северных Ветров.

— Да. С этим Марсом должно было случиться что-то ужасное, что-то, что в корне изменило всю его форму.

Райс нетерпеливо слушал Окера и в конце концов его перебил:

— Продолжайте, Джиффорд. Переходите к хорошим новостям. Расскажите нам то, что вы уже когда-то рассказывали мне: о марсианах.

Окер усмехнулся.

— Мы увидели прямые линии, прорезающие марсианские долины. Линии, которые достигали в длину сотен миль!

— Каналы! — немедленно догадался Абди.

— Что же еще? А на суше, представьте себе, мы, то есть некоторые из нас, решили, что заметили упорядоченные структуры. Может быть, стены, только необычайно длинные. Все это противоречиво. Мы ограничены пределами видимости. Но что касается этого… — Тут Окер подчеркнул свои слова интонацией. — То здесь никаких противоречий быть не может. — Он вытащил фотографию, снятую в поляризованном свете, на которой видны были яркие огни, словно звезды, рассыпанные по всей поверхности Марса. — Города! — выдохнул профессор Окер. Эмелин подалась вперед и коснулась снимков рукой.

— И я ей говорила о том же самом! — сказала она.

Райс откинулся на спинку стула.

— Ну вот, миссис Датт, — сказал он. — Теперь вам все известно. Вопрос только в том, как вы это используете? И можно ли вообще извлечь из этого какую-то пользу?

— Не знаю, — честно призналась Байсеза. — Мне надо выйти на контакт со своими домашними.

— А я бы, профессор, — обратился Абди к Океру, — хотел бы с вами поработать. У нас много общего.

— Хорошо, — улыбнулся Окер.

— Итак, дело сделано, — подвел итог Райс. — Если вы что-нибудь узнаете, сейчас же доложите мне, вам ясно? — Его слова звучали как настоящий приказ.

— Сколько жутких событий, и всего за один день! — сказал профессор Окер. — Давайте поговорим о чем-нибудь другом. — Он убрал со стола фотографии.

Райс снова поглубже уселся на стуле и положил ноги на стол. Он был обут в ковбойские сапоги со шпорами. В такой позе Райс закурил сигару.

— Может быть, вы хотите еще чего-нибудь выпить? — спросил он. — Или закурить? Нет? — Тогда он обратился к Абди: — Мне бы очень хотелось услышать от вас, что происходит по ту сторону Атлантики. Александр Великий и его мировая империя — для меня все это звучит, как издевка.

Абди взглянул на Байсезу и Эмелин и пожал плечами.

— Откуда вы хотите, чтобы я начал?

— Расскажи мне о его армии. И о его флоте. У него уже есть пароходы? Как скоро он сможет пересечь Атлантику со своими силами?

Пока внимание Райса было отвлечено Абди, Байсеза прошептала своему телефону:

— Каково твое мнение?

— Мне необходимо перебросить данные на Марс. Это займет много времени.

— И все же?

— И все же у меня такое чувство, Байсеза, что именно ради этого тебя призвали на Марс.

«Мама, после прохождения линии А мы оказались уже не один на один с квинт-бомбой. Теперь ее сопровождает целая флотилия космических кораблей, вроде как праздничный эскорт, к которому постоянно присоединяются все новые военные корабли и наблюдательные модули. Нам странно на них смотреть. После четырнадцатимесячного круиза мы уже отвыкли от такой компании. Но они-то не знают, что мы здесь! „Либерейтор“ прячется внутри своей защитной оболочки, а рядом с ним курсирует пара сторожевых модулей с наблюдателями на борту, которые координируют наш последний бросок…»

— Белла, — мягко произнес из воздуха Фалес.

— Стоп! — Говорящее лицо Эдны застыло на экране, над столом Беллы еще несколько секунд маячила голограмма ее торса. — Фалес, что случилось? Неужели нельзя подождать?

— Прибыла Кесси Дюфлот.

— О, черт! — Жена погибшего космического героя и незаживающая рана Беллы.

— Ты просила доложить тебе, как только она прибудет.

— Просила.

Послание от Эдны продолжало поступать. Белла была не только политиком, но и матерью. Она имела право!

— Попроси ее подождать.

— Хорошо, Белла.

— Да, Фалес! Пока она ждет, не разрешай ей посылать письма, что-либо копировать, комментировать, исследовать, анализировать, наблюдать. Предложи ей кофе, развлеки ее…

— Понимаю, Белла. Но, между прочим…

— Что?

— Осталось меньше часа до главной атаки. До Главного Удара. Или до того момента, как к нам поступит доклад.

Ей не надо было об этом напоминать. Главный Удар, последняя надежда человечества на спасение от квинт-бомбы — и, возможно, конец жизни ее дочери.

— Хорошо, Фалес, спасибо. Я в курсе. — Она нажала кнопку «Возобновить». Замершее лицо Эдны снова ожило на экране.

Голос Эдны пробирался сквозь Солнечную систему двадцать четыре минуты, но в резиденции «Горный Воздух» он звучал уверенно и громко. Фалес своевременно выносил на экран нужные фотографии, полученные с множества кораблей и мониторов.