Джентльмен Джек в России. Невероятное путешествие Анны Листер - Ольга Хорошилова

Анне говорили, что будет нестерпимо жарко в дороге. Пускай. Что часть пути придется проехать верхом, а часть — на горбах верблюдов, и это хуже самой сильной океанической качки. Неважно, пусть так. Что путешествие влетит в копеечку — с прислугой и проводниками несколько месяцев в Персии обойдутся в 2000 дукатов, а может, и больше. Не проблема — у мисс Уокер все еще туго набит кошелек, и британские банкиры готовы помочь кредитом. К тому же они сэкономят на прислуге — Домну, как выяснилось беременную, и бесполезного Георгия оставят в Тифлисе. Наймут недорогих персидских слуг, восемь покладистых лошадей — и в путь.

Пока же она ежевечерне читала «Историю Персии» Джона Малькольма, изучала карту, складывала в голове план пути и от всех тифлисских знакомых требовала проверенных цифр, больше точных, караванами пройденных, подошвами о серые камни истертых, настоящих, прожитых, фактических цифр. Узнав, что в Тифлисе живет месье Абовян, пригласила к себе — на допрос.

В свои тридцать Хачатур Аветикович Абовян был состоявшимся ученым — переводчиком, педагогом, пламенным просветителем, автором суховатых научных статей об экономике и по-восточному изящных эссе о древних армянских памятниках. Еще он писал стихи и пышные романы о любви к родине. В 1829 году Хачатур Аветикович вместе с уважаемым профессором Иоганном Фридрихом Парротом первыми в мире поднялись на Большой Арарат. Заслуги и слава Абовяна не испортили. Он остался маленьким симпатичным человеком с милым, приятно женственным лицом, стеснительным румянцем, вспыхивавшим от любой неуклюжей похвалы, и необыкновенно лучистыми карими глазами — глазами влюбчивого импульсивного юноши. Говорил о своих подвигах нехотя, слегка даже заикаясь, — симпатичный, бесконечно милый месье.

«Он сообщил, что сначала они с Парротом добрались от Эривани до подножия Арарата — это 60 верст по дороге. Затем поднялись в монастырь, сделав две версты. Оттуда он с Парротом вышел в шесть утра и через час достиг места ночевки. Обустроились на скалах вполне сносно. Следующим утром в четыре часа начали восхождение. В тех местах, где ветер сдувал снег, оставляя лишь голый лед, они выбивали ледорубами ступени, и на это ушло много времени. Кажется, гальки там не было — поднимались по удобной застывшей горной магме. Поднимались с юго-западной стороны. Если я правильно поняла, там уже была какая-то тропинка на вершину. Но уточнять у него не стала — очень устала от разговора через переводчика. Они достигли вершины Арарата в три часа того же дня. Пробыли там 1,5 часа, возвратились к месту ночевки и на следующее утро вернулись к монастырю. Оттуда 4 или 5 часов спускались в долину по дороге. Никаких сложностей во время восхождения не испытывали. Только устали. Абовян думает, что я вполне смогу повторить этот путь. Он готов еще раз подняться на Арарат и будет свободен в середине июня на месяц. Мы договорились, что я пойду туда с ним».

Путь Паррота и Абовяна на гору Арарат. Рисунок Анны Листер Calderdale, West Yorkshire Archive Service, SH:7/ML/E/24/97

Потом к Анне пришел Козьма Федорович Спасский-Автономов, молодой, но уже опытный путешественник, рассудительный, себялюбивый и многословный. Он тоже был известным географом, востоковедом и полиглотом, он тоже поднялся на Арарат — в 1834 году, о чем успел написать книгу. И торжественно вручил ее Анне с ветвистым самоуверенным автографом.

После бесед с первопроходцами Арарат казался несложной высотой — нужно только время обдумать маршрут и получить от Уокер деньги на покорение вершины. Анна надеялась, что она не откажет, — в последние дни Энн вела себя сверхотлично: не плакала, не канючила, со всем соглашалась, почти никак о себе не напоминала, ходила следом, рисовала и по вечерам готовила симпатичные ужины, как должно истинной супруге и домохозяйке. Вместе они гуляли по древней крепости Нарикала, ботаническому саду и обсерватории: «Мы открыли окна и выглянули наружу. Божественная панорама! Мое сердце замерло от восторга. Город. Река. Полукруглая площадка немецких колонистов. И снова город. И вдалеке — заснеженные вершины гор. И Казбек! Как прекрасно! Как здесь все по-азиатски».

Вид на крепость Нарикала в Тифлисе. Конец XIX в.

Они едва не сбились с пути в поисках Девичьего монастыря. Армянская семья Бебудянов, переселившаяся в Тифлис из Персии, строила его целых два века. Церковь посвятили святому Стефану: «Совсем небольшая. Ходили вокруг нее и внутри минут двадцать. Красивая, чистая армянская церковь. Свет проникает внутрь через 12 окон в барабане купола. В подкупольном пространстве есть фреска — Бог Отец с треугольником над головой и фигуркой голубя, прикрывающей его грудь».

Энн и Анна катались в дрожках по извилистым, словно арабские буквы, улочкам. Пару раз терялись — в тусклых восточных закоулках путались даже старожилы. Зашли в собор Сиони и оттуда почти на ощупь по Шуабазари, пробрались к двум братьям, двум темно-серым храмам: Джварис Мама, грузинскому, и Норашен, армянскому. Тихие, сдержанные, благородно простые, они казались стройными горцами в туманно-пепельных чохах — скаты крыш были их газырями, кресты на фасадах — кинжалами.

Ботанический сад и развалины башен и крепости

С прогулок возвращались через базары. Анна уже знала там все норы и лавки. «Купили стеклянные стаканы, чай, сахар, сыр, называемый здесь пармезаном, консервированные московские абрикосы, изюм, рис, пару ячменных лепешек… На базаре, в Каравансарае, продают шкуры рыжей рыси по 3 рубля штука, мех чернобурки (с синеватым, желтоватым и сероватым отливом) — по 7 рублей. Видела карабахского двухлетнего жеребца, легкого, невысокого — 25 дукатов».

Вечерами, когда у Энн было хорошее настроение, устраивали пир — варили яйца и рис, резали сыр, зелень, колбасы, масло, ломали белый грузинский хлеб и с аппетитом поглощали все это, запивая ароматным кахетинским, слегка разбавленным водой. «А потом мы гуляли по балкону нашего дома, ходили по комнатам, пели, и свистели, и танцевали, мы уже начали ощущать благостное воздействие теплого южного климата».

Иногда ужинали в гостях. Приезд двух смелых и странных мисс не остался незамеченным. Светские львицы и львы давали понять, что почтут за радость и честь принимать их у себя. Анна не отказывала никому, надеясь на щедрость, гостеприимство и обильное кавказское застолье, столь чувственно воспетое ненасытными путешественниками.

Высокое тифлисское общество было разноликим и пестрым, словно ковер. Кто-то хвастал близким родством с Рюриковичами, кто-то вел происхождение от грузинского правителя Вахтанга Горгасали и самого царя Давида. Иных, бледнолицых балтийских баронов, занесла сюда императорская немилость. Кто-то был из татар, кто-то из армянских торговцев. Кто-то стал князем лишь потому, что имел башню в горах, десяток крестьянских душ, одну деревню и серебряную шашку в придачу — такие получали высокий чин, титул, монаршее благоволение и покорно, вместе с русскими войсками, замиряли Кавказ. Многие, даже бледнолицые бароны, корнями врастали в каменистую землю Кавказа, становились тифлисцами до мозга костей. И было странно слышать, как остзеец или дородная русская графиня растягивали слова, путали ударения, по-грузински отхаркивали согласные и курлыкали по-армянски в нос. Они все были половинчатыми — уже не европейцами, но еще не местными.