Осада Будапешта. 100 дней Второй мировой войны - Кристиан Унгвари

23 декабря Салаши обратился за помощью к командованию немецкой группы армий «Юг». Вот что он сам писал о положении гражданского населения:

«Министр Коварж проинформировал меня, что в настоящее время невозможно наладить снабжение в городе даже с собственных складов, состояние которых является воистину катастрофическим. Количество голодных смертей уже сейчас внушает тревогу. Особенно высока смертность среди детей. Кроме того, следует ожидать голодных бунтов».

24 декабря государственный секретарь партии «Скрещенные стрелы» Эндре Райк проинформировал правительство, что запасов продовольствия в городе хватит всего на 12 дней. С момента прихода партии к власти пайки урезались несколько раз, и к середине декабря люди получали в день по 150 г хлеба, а к Рождеству было выдано еще по 120 г мяса. Продовольственная помощь международной организации Красного Креста была отвергнута Салаши в связи с тем, что по условиям ее предоставления часть продовольствия было необходимо передать в гетто.

В тот год во многих будапештских семьях рождественские ели украшались алюминиевой фольгой, сброшенной с английских и американских военных самолетов для создания помех немецким радиолокационным станциям. Другие, те, кому не досталось елок, украшали фиговые деревья. Рождественская полуночная месса была проведена вечером. Вместо того чтобы ходить друг к другу в гости, жители города предпочитали общаться по телефону:

«Вечером по телефону пришла очередная сенсация. Мы позвонили семье, с которой вместе встретили день 15 октября в Пашарете… Они рассказали, что перед их домами появилось несколько нежданных гостей. Мы поняли намек: такими гостями могли быть только русские… Спустя полчаса нам позвонили еще трое или четверо наших знакомых, которые спросили, слышали ли мы о новости. Естественно, с каждым разом новость была все более и более сенсационной. Некоторые полагали, что русские заняли площадь Селля Кальмана, другие даже считали, что русские передовые части уже заняли мост Маргит со стороны Буды».

Примерно такие же новости приходили и с улицы Сехера в квартале Куруцлеш:

«Они уже здесь. Пока они не доставляют нам проблем. Больше не могу говорить, потому что они направляются сюда. Через день-два они придут и к вам, и тогда мы сможем поговорить».

Большинство гражданского населения не имело ни малейшего представления о том, что несла с собой осада города, поскольку такие люди предпочитали пассивно наблюдать за развитием событий, делая из этих наблюдений наивные выводы. Прапорщик Иштван Салаи вспоминает царившее в то время в городе странное настроение:

«25 декабря люди несли сюда рождественскую выпечку с орехами и маком на блюдах и подносах и раздавали ее всем солдатам без разбора. Они несли все это из своих квартир и домов и спрашивали нас о новостях с фронта. Я уверен, что никто даже не догадывался о нависшей над нами катастрофе».

В тот же день во время мессы епископ Иштван Задраветц выговаривал своим прихожанам, как будто это они пригласили в город советских солдат:

«Вы сами виноваты в том, что это Рождество выдалось таким ужасным».

Утром с площади Селля Кальмана отправились последние трамваи, но в тот же день большая часть из них была разбита артиллерийскими снарядами. Городской транспорт полностью остановился. Но некоторые люди все еще не желали смотреть фактам в лицо. 14-летний посыльный батальона «Ваннай» Эрвин Галантай попытался арестовать за распространение панических слухов кондуктора, который рассказывал, что русские находились уже в районе Будадьёндье.

После Рождества организованное снабжение города продовольствием полностью нарушилось. Поскольку население не было подготовлено к длительной осаде, уже через несколько дней большинство жителей города голодало. Многим удалось выжить лишь за счет того, что венгерские и немецкие кавалерийские и артиллерийские части завезли в город более 30 тысяч лошадей. Фураж закончился примерно в начале января, и голодных животных, которым теперь приходилось грызть дерево в церквях и магазинах, использовавшихся в качестве конюшен, в любом случае необходимо было избавить от страданий. К концу января голодали и солдаты, весь рацион которых теперь состоял из конины, немного разбавленной морковью и горохом. Однако самой большой проблемой было распределение еще оставшегося в городе продовольствия. Некоторые наслаждались буквально барским столом, в то время как другим просто было нечего есть. Унтер-офицер 22-й кавалерийской дивизии СС Рейнхард Нолль вспоминал:

«Наша жизнь была полна противоречий. Нам не хватало даже воды, чтобы приготовить себе суп, но в огромных количествах присутствовало самое лучшее спиртное. Мы получали в день всего по одному тоненькому куску армейского хлеба и в то же время были полностью обеспечены салом, вареньем и т. п… Самые дорогие венгерские сигары, названий которых мы прежде и не знали, лежали в наших подвалах ящиками. Я стал заядлым курильщиком, иначе мне вряд ли удалось бы пережить то ужасное нервное напряжение».

Некоторые формалисты отказывались выдавать продовольствие со своих складов без письменного распоряжения даже перед лицом приближавшейся советской угрозы. Кадет Норман Майор вспоминал, что ему отказались выдать по аттестату продовольствие в магазине на улице Лехель даже тогда, когда в соседних кварталах уже звучали пулеметные очереди:

«Не приставайте к нам с вашими пораженческими разговорами. Да кто вы такой? Осада может продлиться еще три месяца, и что я тогда должен буду выдавать?» — кричал Майору начальник склада. Впрочем, юноше все же удалось «реквизировать» несколько ящиков с продуктами за спиной упрямого кладовщика.

Под страхом смерти гражданским лицам запретили прикасаться к содержимому контейнеров, которые сбрасывались с самолетов и планеров осажденному гарнизону. В некоторых немецких частях строго соблюдали этот приказ. Нехватку воды зачастую восполняли талым снегом, но и это было смертельно опасно, так как солдаты обеих сторон без предупреждения открывали огонь по жителям, осмелившимся высунуть нос из дверей своих домов. Многие гражданские люди были убиты ручными осколочными и фосфорными гранатами, которые швыряли в окна и подвалы.

26 декабря генерал Хинди по радио обратился к населению города. Он заявил, что положение серьезное, но город вскоре будет деблокирован. 30 декабря он направил министру обороны и начальнику Генерального штаба следующее послание:

«Положение со снабжением продовольствием войск и гражданского населения в первые недели января станет просто катастрофическим. Сегодня меня проинформировали, что поставки продовольствия в гетто, где проживают 40–60 тысяч евреев, прекратились полностью. Это вызвало тревогу еврейского населения. Если голод заставит евреев покинуть территорию гетто, последствия могут быть крайне неприятными. Пока я распорядился передать в гетто какое-то количество кукурузной муки… По полученной мной информации, население столицы считает положение безнадежным… По городу циркулируют самые дикие слухи. В частности, говорят, что я со своим штабом, а также немецкое командование еще несколько дней назад на самолете покинули Будапешт… Однако люди в своей массе, не ожидая, что Советы придут к ним как освободители, требуют, чтобы им по крайней мере предоставили возможность воспрепятствовать советской оккупации. Патриотизм горожан находится на таком высоком уровне, что никто сейчас не заботится о собственной судьбе. Каждый озабочен тем, что город будет разрушен…