Синдикат "Громовержец" - Михаил Тырин

Пакле они не понравились. Эти парни внушали ему какой-то подсознательный страх. Сразу было ясно, что Поршень собрал самых отъявленных отморозков, каких только нашел. И тем не менее, их сила и характер притягивали. С такими людьми лучше ходить в друзьях, чем наоборот.

Пакля был особенно рад видеть Пельменя. Он даже захотел потрясти его за плечи и закричать: «Здорово, Пельмень, как твои „селедки“?» Но сдержался. Просто сказал «привет» и солидно пожал руку.

— Все, садимся, — сказал Хамыч, снимая шампуры с углей. — Э, толстый, метнись за лекарствами.

Пельмень поднялся и поплелся к берегу, откуда вскоре принес авоську с мокрыми холодными бутылками водки. В приготовленных стаканах знакомо забулькало.

Пакля чувствовал себя как-то странно. Вроде бы он был тут главным, основным, ради него все затеялось… Но эти златозубые, плохо побритые, мускулистые и решительные пацаны все равно были главнее. Пакля попытался было смотреть на них покровительственно, но наткнулся на взгляд Чингиза и — съежился, отвел глаза. У Чингиза глаза были матовые, непроницаемые, безжалостные. Он, наверно, мог убить человека. Или уже убивал…

— Ну, за наш синдикат, — предложил Пакля, качнув стаканом.

— Чего? Какой синдикат? — спросил Хамыч, отведя от лица шампур.

Поршень громко и фальшиво рассмеялся.

— Нормально! — сказал он. — За синдикат, за встречу — какая разница?

Про синдикат своим новым друзьям он, естественно, тоже не сказал ни слова. Пакля, не обратив внимания на заминку, проглотил водку и поспешно пихнул в рот кусок помидора. Нечаянно глянул на Пельменя: тот все еще держал полный стакан, настороженно поглядывая на новых знакомых. Чувствовалось, он готов драпануть от них в любой момент.

Пакля вдруг ощутил толчок локтем в бок. Он повернулся — на него смотрел сонный Шуша. Он смотрел как-то странно — словно не видел. Или видел, но не собеседника, а что-то другое.

— Чего? — пробормотал Пакля.

— А прикинь, — тихо сказал Шуша— Вот стоит чувак. Толстый, килограмм на двести. На дороге стоит. И тачка летит, «Феррари», — под двести километров. И — буц ему в брюхо! И весь его жир — вдребезги по дороге.

— Чей жир? — оторопел Пакля.

— Чувака этого.

— Какого чувака?

— Да просто чувака. Прикинь. Короче, двигать пора.

— А-а… — медленно кивнул Пакля, невольно отодвигаясь.

Поршень и Хамыч с Чингизом начали о чем-то переговариваться. Пакля прислушался, но до него доносились только обрывки фраз:

— …а чего ты бычки-то? Подумаешь, бычком прижег…

— Бычком и сам себе могу…

— Утюгом надо…

— Старо. Сейчас ребята пальцы в тиски…

— Девку его надо было разложить…

— … а, маленькая. Пионерка…

— Кадык вскрыть лезвием и ширнуть в вену, будто сам…

— …ничего, я котенка брал и на их глазах отверткой… Дети, блин, орали, сучата…

Шашлыки были жесткие и пахли керосином. Пакля где-то слышал, что протухшее мясо специально керосином прыскают, чтобы опарыши выползли. Он отложил шампур в сторону и закурил. И вновь Шуша толкнул его в бок.

— Чего? — нахмурился Пакля.

— А прикинь, — сказал Шуша, пристально глядя, как в зубах Пакли горит сигарета. — Прикинь, чувак курит. Вот сигарета до рта догорела — губы тлеть начали, потом вся голова задымилась…

— Ты про какого чувака все мне шепчешь?

— Да так… Просто, прикинь. Я говорю, двигать пора.

Пакле захотелось поскорее избавиться от кошмарных образов, которыми пичкал его сонный Шуша, поэтому он прокашлялся и спросил:

— Ну чего, пацаны, какие у нас планы?

Он стремился сделать голос солидным и одновременно небрежным, чтобы ненавязчиво намекнуть на свой высокий статус в команде. Но никто его стараний не заметил, только Хамыч кивнул, скосив глаза.

— Все нормально… сиди отдыхай.

Где-то на пределе слышимости вдруг послушалось мяуканье. Чингиз тут же вскочил, его глаза сверкнули.

— Кошка, — сказал он. — Тут где-то кошка.

— Откуда здесь? — с недоумением пробормотал Шуша.

— Но я слышал! — Чингиз бегал глазами по кустам и его руки непроизвольно дергались, словно он ловил мух.

— С лесничества могла прибежать, — высказался Поршень. — Рыбки половить.

— А ну, обождите… — бросил Чингиз и молниеносно исчез в прибрежных кустах.

— Двигать пора… — едва слышно пробормотал Шуша. Через минуту Чингиз вернулся с пятнистой черно-рыжей кошкой в руке. Он очень ловко, со знанием дела держал ее за шкирку. Несчастное животное извивалось и орало, но вырваться не могло. Чингиз выглядел странно возбужденным, словно поймал не драную обитательницу помоек, а по меньшей мере золотую рыбку.

— Тьфу, блин… — с омерзением проговорил Хамыч. — Сейчас опять начнет дурковать.

— Ничего, ничего… — пробормотал Чингиз, поднимая с земли крепкую палку. — Так надо. Поршень, принеси изоленту из машины.

— У тебя изолента сразу прогорит.

— А я ею только прихвачу. А потом проволокой. Поршень пожал плечами и принес моток изоленты. Чингиз принялся приматывать кошку к палке. Когда она уже не могла двигаться, он достал из кармана клубок стальной проволоки.

— Все нормально, — сказал он.

— Чего это он? — с некоторым испугом спросил Пакля у Поршня.

— А… он кошек жрет. Привычка такая.

— Жрет?! — ужаснулся Пакля. — Зачем?

— Надо двигать, — тихонько пропел ему на ухо Шуша. Пакля взглянул на Пельменя, который до сих пор не проронил ни слова. Пельмень выглядел так, словно его, а не кошку, сейчас собирались жрать. У него, кажется, даже слезы в глазах блестели.

— Дай хоть я ей шею сверну, — с кислой миной изрек Шуша. — А то орет, как свинья собачья.

— Нет! Кошку жарить надо, пока живая. Тогда от нее вся сила ко мне перейдет.

— Много там силы…

Чингиз суетился, нервничал, чуть ли не облизывался. Кошка хрипела на палке, судорожно дергая лапами.

— Колышки надо переставить, — пробормотал Чингиз и начал возиться у костра. И тут случилось невероятное.

Пельмень, на которого не обращали внимания, вдруг схватил палку, отбежал на десяток шагов и быстро-быстро смотал с приговоренного животного изоленту. Кошка, совершив немыслимый кульбит, соскочила на траву, дико вскрикнула и в одно мгновение исчезла в кустах.

Пельмень застыл, вцепившись в палку, с которой свисали обрывки изоленты. Он, не моргая, смотрел на Чингиза. Тот повернулся, непонимающим взглядом пошарил вокруг костра, наконец, увидел Пельменя с палкой.