И опять Пожарский 3 - Андрей Готлибович Шопперт

и человеком, что шестом проверяет глубину. Движение стопорилось, и это князя Пожарского меньшого сильно раздражало. Он уже смирился, что яровые в этом году не посеют. Нет, посадить-то, конечно, можно, но созреть рожь, а тем более пшеница вряд ли успеет.

Во всех городках по пути сходили на берег и показывали воеводам царёву грамотку, где предписывалось всем оказывать князю Пожарскому всяческое содействие. Петру от воевод ничего не надо было, он только предупреждал, что следом сплавляют лес, и просил проследить, чтобы ничьи вороватые ручонки на него не зарились. Лес нужен для того, чтобы крепость построить, вот пусть мимо и проплывает. Воеводы божились, что чужого сроду не брали, ну а теперь и другим не дадут. Князь спрашивал про пиратов или вернее речных разбойников. Водятся, конечно, отвечали ему и разводили руками, где же с такими-то куцыми силами такие огромные территории контролировать. И это было правдой, иногда несколько дней нужно плыть, чтобы увидеть хоть следы пребывания человека. Спрашивал Пётр и про три новых больших корабля, что ушли к Кара-Богаз-Голу. Проплывали, уже кажись седмицу назад, тоже грамотку показывали государеву, продукты закупили и дальше поплыли. Ну, хоть, тут всё нормально.

А после Царицына Волга стала на речушки или рукава делиться и пошли ещё медленнее, ведь нужно идти по самому левому рукаву, пойди, определи, какой из них самый левый. Да ещё купец Трофим Пафнутьевич Коробов, что обещал показать дорогу к озеру Баскунчак, стал останавливать корабли, и сходить на берег, ища одному ему ведомые приметы. Когда Пётр спросил его, что же он высматривает, то оказалось, что давным-давно, ещё при татарах, в месте, где до озера Баскунчак всего пятьдесят вёрст, стоял город на берегу этого рукава Волги. Город этот, как и все татарские городки, был глинобитным, и сейчас от него только холмики остались, вот он эти холмики и разыскивает. Сам Коробов был в этом месте ещё мальцом, отец его ещё при Грозном ходил на лодьях в Астрахань, брал там ткани восточные. Вот один раз отец тогда двенадцатилетнего Трофимку и взял с собой, тогда он сыну и показал этот размытый дождями и заросший травой городок. Отец даже высказал тогда вслух мечту, сходить за солью к этому озеру. Только не получилось, вскоре отец помер от лихоманки.

– Почитай, три десятка лет прошло, – огорчался купец, что может подвести князя, – Может совсем следов того городка не осталось.

Остались. Нашли в самом начале третьего дня после того, как зашли в этот рукав. Коробов просто сиял, когда Пожарскому эти холмики показывал. Ну, вот и добрались. Совсем и не далеко от Царицына.

– Разгружаемся, – скомандовал Пётр, – Здесь будет город Мариинск.

Две лодьи с двумя десятками стрельцов отправили назад в Царицын, встречать и направлять, куда надо, плоты. Леса Пётр заказал много, всё лето и начало осени сплавлять будут. Остальные стали разбивать палатки, для князя поставили шатёр трофейный ногайский. Пётр с Малининым обошли бывший татарский городок. Ну, обошли, это громко сказано. Трава высотой в человеческий рост была вся оплетена всевозможными вьюнками и прочей ползучей нечестью и плюс ещё лопухи и крапива. Прорубали дорогу саблями, да и то получалось не очень. Тем не менее, контуры будущей крепости наметили.

На следующий день выставили дозоры и начали с этой «травой» бороться. Косы справлялись ещё хуже сабель. С огромным трудом почти две сотни мужиков расчистили к вечеру четыре гектара территории, то есть двести на двести метров. Вот теперь стал, виден и бывший татарский городок. Стена глиняная превратилась просто в длинный холм, а мазанки в холмики. Оказалось, что площадь, которую занимал татарский городок как раз такая которую Пожарский под будущую Мариинскую крепость и наметил. Князь переговорил с плотниками и Малининым и решили, что стену нужно как раз на бывшей стене и возводить. Так даже выше стена-то получится.

Утро третьего дня Пётр уделил крестьянам. Их было всего пять семейств. Крестьяне были не из Вершилова. Это были переселенцы с Рогачёва. Польстились мужики на княжьи посулы про дом с двумя печами и прочими постройками, а тут степь голая. Настроение у переселенцев было аховое.

– Давайте так, мужики, – начал Пожарский, – Сейчас уже середина июня и сеять яровые, понимаю, что поздно. Только вы учтите, что здесь гораздо южнее и даже если рожь и не вызреет, то её можно на силос пустить, а распаханные поля останутся.

– Силос это чего? – староста у переселенцев был рыжий и хлипкий.

– Осенью покажу, выкопаем ямы и туда траву и рожь, если зелёная будет, сложим, и будете этим скотину всю зиму кормить.

Одним словом, организовали снова колхоз и каждому по две десятины или по новому – два гектара, расчистили от травы, вспахали, проборонили и засеяли с помощью, привезённой с собою сеялки. Ужас. Двести человек «упахались», поднимая эту целину. Ровно неделя ушла. Точно бог сверху подсматривал за переселенцами, только последние метры сеялка проехала, как ливень прошёл. Так-то земля суховата была, но теперь зерно точно прорастёт. Освобождены от этой работы были только трое мастеров кирпичников и двое печников. Они сначала искали поблизости хорошую глину, а как нашли стали делать кирпичи и сушить их на солнце.

Пётр, всё с нетерпением поглядывал на реку, когда же подойдут первые плоты. А их всё не было и не было. Плюнул он тогда на всё, взял с собою десяток стрельцов поопытнее и Чепкуна, сына князя Разгильдеева, что прихватил с собою из Вершилова, в качестве переводчика с татарского, башкирского и мордовского, если таковые народности появятся, и ускакал. Поехали искать это самое озеро Баскунчак. Правда, перед тем как уехать Пётр очередной аврал организовал. Он на сто процентов осознал, что если сейчас всем миром не распахать крестьянам ещё и участки под озимые и огороды, то потом они сами не справятся, а остальным некогда будет, нужно будет крепость и дома строить. Утром, навстречу восходящему солнышку, и отправились.

Событие девяностое

Силантий Коровин лежал на лавке у себя в дому и умирал. Умирал он со стыда. Он плохо выполняет возложенную на него Петром Дмитриевичем задачу. С самого начала, ещё в дороге, всё пошло вкривь и вкось. Начались неприятности, как только миновали Владимир. После привала, что устроили в обед того дня, как проехали Владимир, Тимофей Смагин – стрелец из сотни Ивана Малинина запрягал коня и тот вдруг лягнул ногой и попал подковой прямо по правой голени Тимофея. В результате у стрельца перелом ноги. Пришлось отправлять его назад во Владимир в сопровождении двух стрельцов. Те,