Белый Дух - Андрей Ветер

Фюрстернберг: Карл…

Рейтер: Что?

Фюрстернберг: Я хотела рассказать вам кое-что.

Рейтер: Слушаю.

Фюрстернберг (замявшись): Нет, пожалуй, не сейчас… Я пока не готова…

Рейтер: Вы что-то скрываете от меня?

Фюрстернберг: Мне трудно объяснить… Всё это кажется мне сном.

Рейтер: Что именно?

Фюрстернберг: Вчерашнее.

Рейтер: Вы были великолепны, Мария.

Фюрстернберг: Я не об этом… Случилось кое-что ещё… Но я не могу понять, явь это или сон…

Рейтер: Если вам нужно выждать, чтобы поделиться со мной мыслями, то я не смею торопить вас. Надеюсь, что сегодняшнее общество пробудит у вас желание поговорить. Будут интересные люди.

Фюрстернберг: Карл, посмотрите в окно.

Рейтер: Смотрю. Едем по Унтер ден Линден.[23]

Фюрстернберг: Давно хотела спросить вас, почему здесь нет лип, куда они подевались? Здесь ведь росли шикарные деревья, я видела фотографии и кинохронику. А теперь только грозные мраморные колонны, огромные орлы со свастикой и знамёна, знамёна… Где липы?

Рейтер: Их спилили в тридцать восьмом году. Альберт Шпеер[24]постарался. Он решил переделать Берлин. С тех пор как его назначили главным архитектором Рейха, он совершает глупость за глупостью.

Фюрстернберг: Ведь это была знаменитая на весь мир аллея. Знаменита именно липами! Как можно было срубить их?

Рейтер: Мало ли глупостей совершается в наше время? Люди растрачивают энергию на всякую чушь, а не на дело…

Фюрстернберг: Долго ли нам ехать?

Рейтер: Минут тридцать.

Включается радио. Почти пять минут никто не произносит ни слова. Играет музыка.

Рейтер: Скажите, Мария, вам не хочется ещё раз пройти через сеанс гипноза?

Фюрстернберг: Нет.

Рейтер: Почему? Вы чего-то боитесь? Вам не хочется копнуть поглубже пласты воспоминаний?

Фюрстернберг: Нет. Я боюсь этого… Пока ещё боюсь…

Рейтер: Когда в вас пробудится память, вы поймёте, от какой красоты вы поначалу отказывались так упорно. И уверяю, вы пожалеете об упущенных днях…

Фюрстернберг: А вы помните всё так, как будто это было именно с вами, именно с Карлом Рейтером?

Рейтер: Некоторые сцены. И при воспоминании меня охватывает восторг, который невозможно передать словами. Знаете, когда спускаешься на лошади вниз по склону холма и останавливаешься в самом низу долины, когда тебя окружает ночь, плывут над головой звёзды, к голому телу нежно прикасается прохладный воздух, кажется, ничего больше не нужно. Да, пожалуй, воспоминания о моей жизни в горах – самые сильные. Быть дикарём, подчиняться лишь себе, полагаться лишь на себя, а не на неповоротливый государственный аппарат, любить страну, а не партию… Что может быть чудеснее диких просторов?

Фюрстернберг: А вы, оказывается, романтик, но тщательно скрываете это. С вашими взглядами быть членом партии нелегко, особенно членом партии, которая всех держит в страхе.

Рейтер: Не всех, Мария. Уж не думаете ли вы, моя дорогая, что Гитлер сумел бы удержаться у власти, не будь у него стопроцентной финансовой поддержки?

Фюрстернберг: Кто же поддерживает национал-социалистов? Я была уверена, что вы пришли к власти с помощью штурмовиков и отрядов СС.

Рейтер: Вы очаровательны в своей наивности, Мария. Рейх держится не на штыках СС. Чёрные отряды нужны, конечно, для подавления инакомыслия, но сила нынешнего строя – деньги крупнейших промышленников. Они не являются членами СС, но входят в так называемый «Кружок друзей рейхсфюрера СС». Сорок олигархов поддерживают нынешнюю власть потому, что НСДАП и СС обеспечивают их бесплатной рабочей силой. Это крайне выгодная сделка…

Фюрстернберг: Как так?

Рейтер: Пленные. Толпы пленных, тысячи тысяч, скоро их будут миллионы. Промышленники сейчас имеют возможность эксплуатировать самым беспощадным образом поставляемых им людей.

Фюрстернберг: Но бесплатная рабочая сила – это рабы.

Рейтер: Да, фактически Рейх возводится рабским трудом. Люди гибнут, пригоняют новых. И это не только на промышленных предприятиях, это и в частных домах. Сейчас очень модно держать польскую или чешскую прислугу. Никто не платит девушкам денег, их могут всегда поменять, наказать жестоко…

Фюрстернберг: Ужасно.

Рейтер: Такова нынешняя жизнь. Я предупредил вас, что буду говорить только правду, но правда будет болезненной. И ещё хочу повторить, что я всегда помогу вам.

Фюрстернберг: Мне что-то душно. Давайте остановимся, подышим воздухом.

Рейтер: Возьмите фляжку, в ней коньяк. Давайте поедем без остановки. Нам осталось немного. И не будем вести этих разговоров пока. Отдыхайте…

Дальше ехали молча.

Приехав на виллу Германа Шахта, Рейтер и Мария сразу прошли в гостиную. Хозяин пожурил Карла за опоздание и пригласил скорее присоединиться к обеду. Приглашенные уже сидели за длинным столом. Молодой человек, которого Рейтер назвал Гансом, увлечённо рассказывал о своей поездке по Амазонке.

– Признаюсь, поначалу меня сковывал страх. Повсюду мерещилась всякая опасная живность.

– Ганс, вы явно преувеличиваете. Не припомню, чтобы вы хоть когда-нибудь чего-либо боялись.

– Это страх иного рода. В первые дни мы осторожничали: казалось, что кто-нибудь срежет тебе пальцы, едва ты опустишь руку за борт каноэ. Но человек ко всему привыкает. Вскоре мы купались даже там, где час назад поймали десяток пираний. А вот комары – сущее проклятие. Как ни укрывайся, всё равно тебя достанут. Одним словом, эти места не для нас. Знаете, меня укусила однажды какая-то тварь, на макушке вырос здоровенный нарыв. А макушка – такое место, что даже с помощью зеркала не особенно-то разглядишь. На каждой стоянке я просил Эриха посмотреть, что там такое, а он в ответ: «Ничего особенного, просто кто-то укусил тебя в твою молодую плешь». А я ему говорю на это: «Нет, старина, там что-то похуже». Временами мою голову пронизывала такая сильная, такая острая боль, что я просто бросал весло и прекращал грести. Мне казалось, что меня протыкали насквозь сверху донизу. Так тянулось две недели. В конце концов на месте нарыва образовалась толстая корка. Но боль не прекращалась. «Там кто-то живёт, – убеждал я Эриха. – Я чувствую, как эта тварь шевелится внутри и грызёт меня. Это какая-то дьявольская личинка. Знаешь, ты расковыряй чем-нибудь образовавшуюся там корку».