Лето придёт во сне. Часть 2. Оазис - Елизавета Сагирова

– Что с тобой?!

Я хотела ответить, но увидела своё отражение в зеркальной стене – съёжившееся, дрожащее, с мокрыми дорожками от слёз на щеках, – и закрыла лицо руками.

Ральф торопливо поднялся, бросил на стол купюру и, обняв меня за плечи, быстро повёл прочь. Я послушно семенила за ним, уже не сдерживая слёз. Но заметила, что ни мой плач, ни наш поспешный уход не привлекли ничьего внимания. Как, наверное, не привлекла его бредущая по улицам окровавленная Яринка. Чьи-то слёзы и кровь не пользовались здесь популярностью.

Ральф закрыл за нами дверь номера и тут же опустился передо мной на корточки, заглянул в лицо, слегка встряхнул за плечи.

– Что случилось? Тебя кто-то обидел? Кто?

Говорить я ещё не могла, но отрицательно помотала головой, и Ральф заметно расслабился. Поднялся, шагнул к холодильнику, забулькал там чем-то, отгородившись от меня открытой дверцей. Я медленно прошла в номер, потерянно села на краешек кровати, пытаясь собраться с мыслями, чтобы начать разговор о том, зачем пришла. Получалось плохо.

Подошёл Ральф, протянул мне стакан, на дне которого плескалась коричневая жидкость. Я отпрянула, по запаху узнав коньяк, целую бутылку которого залпом выдула в нашу первую совместную ночь.

– Пей, – Ральф не дал мне отодвинуться, – сейчас можно. Пей и рассказывай, что стряслось.

Я выпила. Вкус оказался таким отвратительным, что осталось только подивиться тому, как я не заметила его в прошлый раз. Горло обожгло, в животе протестующе заурчало, зато я уже не плакала.

Забрав из моих рук опустевший стакан, Ральф бесцеремонно сгрёб меня в охапку и оттащил к окну, в глубокое кожаное кресло, где мы обычно сидели по вечерам, глядя на раскинувшуюся внизу панораму Оазиса. Пристроил у себя на коленях, как фокусник, выдернул откуда-то белоснежный платок, принялся вытирать им моё зарёванное лицо. И такое проявление почти отеческой заботы успокоило меня куда больше выпитого коньяка. Именно благодаря этому я нашла в себе силы начать говорить.

Об истории любви Яринки и Яна Ральф уже знал, как и об остальном, что происходило с нами в Оазисе. Сама не понимаю, как так получалось, что я, начав о чём-то с ним говорить, уже не могла замолчать, но факт остаётся фактом: Ральф был единственным человеком после Яринки, который знал обо мне почти всё. Почти. Умолчала я только о наших планах побега на Запад.

Это и рассказала сейчас одним длинным прерывистым предложением, глядя на свои сцепленные на коленях руки. А когда замолчала, не сразу осмелилась поднять глаза на Ральфа, боясь, будто рассердила его тем, что до сих пор держала в секрете часть правды. Когда же, наконец, осмелилась заглянуть ему в лицо, то увидела совсем другую эмоцию. Глубокую печаль.

Густые чёрные брови поднялись домиком, что, на мой взгляд, Ральфу очень шло и делало моложе сразу лет на двадцать. Но сейчас я испугалась, потому что в последний раз видела такое выражение на его лице нашим первым утром, когда, заплаканная и жалкая, вышла из ванны, кутаясь в слишком большой для меня халат. Тогда Доннел пожалел меня, запутавшуюся, напуганную, не знающую, куда деться от стыда… Значит ли это, что я и сейчас по какой-то причине заслуживаю жалости?

– Детский сад, – наконец сказал он на глубоком грустном выдохе. – Какие же ещё дурачки эти твои Яринка и Ян. Бурхаева решили поиметь? С огнём играли, вот и получили.

– Ты знаешь Бурхаева? – осторожно спросила я, просительно подсунув кисть под его ладонь, как просовывает собака морду под руку хозяину в надежде, что её погладят.

– Не лично, – Ральф резко мотнул головой, но одновременно ласково сжал мои пальцы, отчего я чуть расслабилась. – Наслышан. Со стороны твоей Яринки глупо было надеяться его обмануть.

– Откуда он узнал? – тоскливо спросила я в пустоту. – Как он узнал, что они его обманывают?

Ральф пожал плечами.

– Вариантов масса. И один из них такой: он ничего не узнавал, а только подозревал. И вчера взял твою подружку на понт. Она же ничего и не подумала отрицать.

Я задумалась и кивнула. Да, может быть, и так: Яринка была слишком напугана, слишком уверена в том, что их с Яном план раскрыт, чтобы попробовать отвертеться.

– А может быть, – продолжал Ральф, – он и не подозревал ничего, а просто искал повод избавить сына от ненужной влюблённости. Срок, на который была куплена твоя подружка, ведь и так подходил к концу? Ну вот. Решил убить одним выстрелом двух зайцев: наследничку урок преподать и ту, за которую заплатил, самому попробовать.

Я обдумала и это и снова не нашла, что возразить. Судя по рассказам Яринки, Бурхаев был той ещё мерзостью и вполне мог использовать надуманный повод, чтобы изнасиловать Яринку и разлучить её с Яном. Кто же знал, что повод этот совпадёт с истинным положением вещей?

– И этот бурхаевский сынок тот ещё идиот, – со сдержанной злостью в голосе продолжал Ральф. – Запудрил вам мозги. Каким образом он думал сбежать на Запад? Старых фильмов насмотрелся?

Я секунду подумала и решила раскрыть последнюю карту – терять-то уже нечего.

– Мы думали… сможем найти Дэна или Михаила Юрьевича. А они уже сведут нас с остальными, как и обещали.

Ральф возвёл глаза к потолку, покачал головой, но ответил спокойно, даже вдумчиво.

– Допустим. Допустим, с помощью интернета или связей бурхаевского сынка вам бы это удалось. Допустим, что вы встретились с Дэном и прочими, кого ты называешь другими… погоди улыбаться, глупая. Так вот: с чего вы взяли, что они помогут вам бежать из страны?

Я недоумённо покосилась на него. С чего мы это взяли? А разве не за тем вообще всё затевалось? Ральф, внимательно следящий за выражением моего лица, закатил глаза ещё раз.

– Ну, детский сад же! – с досадой и болью в голосе повторил он. – Пойми, худышка, эти твои другие – не что иное, как террористическая группировка. Взрываем храмы, разгоняем крёстные ходы, уничтожаем святыни, шумно, глупо и бессмысленно протестуем против власти церкви! И группировка эта очень заинтересована в том, чтобы вербовать людей в свои ряды. Вербовать, а не распускать по заграницам! Они вам не доброе бюро пропусков, чтобы вывезти на Запад и помахать ручкой. Это как раз одна из тех структур, в которые легко войти, но невозможно выйти.

Я опустила глаза и промолчала. Слова Ральфа меня абсолютно не впечатлили и прозвучали так же пусто и странно, как когда-то слова Агафьи про телегонию. Глупость. Чушь. Совершенно ничем не обоснованная информация, применения которой в моей реальности нет. Как может Ральф, этот всем обеспеченный, не знающий нужды и горя выходец с волшебного Запада, знать что-то о Дэне, о его родителях, о Михаиле Юрьевиче? И тем более об их целях?

Наверное, моё лицо приняло упрямое или даже надутое выражение, потому что Ральф безнадёжно махнул рукой.

– Ладно, молчу. Не буду разбивать твои иллюзии. Тем более, что теперь ваш побег всё равно сорвался. Бурхаев слов на ветер не бросает. Боюсь, что твоя подруга больше никогда не увидит его сына.