Страж южного рубежа - Александр Забусов

«Может быть, сделать привал, развести костры, из кожаных сум достать мясо. Воины проголодались, конечно, даже сейчас сложно удержать, рассвирепевших от уничтожения двух стойбищ, воинов. Когда такое было, чтобы русы, малым отрядом наносили племенам такой урон? И где? В родной степи. Нет, надо объявлять привал».

Княжич поднял саблю над головой, хотел выкрикнуть приказ, но совсем рядом, чуть в стороне, чужой громкий в ночи голос выкрикнул непонятное: «Бей!». Послышались глухие щелчки и то одного, то другого родича, короткими болтами самострелов, выносило из седел. Прямо в ночь посыпались ответные стрелы печенегов, но целей в кого требовалось попасть, было не разобрать. Вокруг растерявшегося, поникшего духом Галана, в потемках послышались стоны, ржание раненых лошадей. Самого княжича, прикрыли щитами телохранители, один из которых на глазах у юнца получил болт в лицо и упал под копыта лошади.

— Уходим! Уходим! — фальцетом завопил молодой вожак, и тут же что-то колючее, острое, впилось ему в трахею, горячая кровь заструилась по одежде вниз, голова закружилась, и если бы не Бойсан, перебросивший тело юноши через луку седла, и не поскакавший прочь от места засады в степь, он бы тоже оказался на земле. Протяжный стон, оповестил остатки отряда о потере предводителя. Все кто выжил, рассыпались по степи, понукая лошадей, быстро покидали страшное место. Тэнгри отвернулся от них, причем, снова отвернулся на родной земле. Чем-то все же провинился род великого князя Кулпея перед верховным божеством печенегов.

— Батька! Батька, мы победили. Половину поганых наземь свалили, остальные утекли. Отрадно то, что потерь у нас нет, никто даже царапины не получил.

— Олесь, что за телячий восторг? Уж, от тебя я такого не ожидал. Собрать трофейное оружие, луки сломать, без надобности они нам. Всем убиенным отрубите головы, выбросим их в другом месте. Это им предупреждение, пойдут за нами, останутся без голов. Пошустрей, пошустрей, время уходит. Звезды свои собрать не забудьте, Туробоя с его наковальней еще нескоро увидим. Где я вам в степи сюрикены найду? По ко-о-ням. Ма-а-рш!

Отряд продолжил движение на север. Некогда бывшие щенки, окончательно перевоплотились в молодых волков.

Переодетые во все чистое, погибшие русичи лежали в наспех вырытой могиле покрытые сверху куском полотна. Под заветным дубом было уже второе захоронение разведчиков.

— Ну, что ж, сынки, прощайте. Передадим привет от вас родной земле, конечно если сами живыми к ней доберемся. Спите спокойно, рядом с братами своими. А нам пора, не поминайте лихом. Сувор, пускай засыпают краду, — Сашка отошел назад, глядел, как споро бойцы, засыпав захоронение, делают холм.

Подошли Олесь с Храбром, притащив за плечами тяжелые кожаные мешки.

— Вот, батька. Откопали. Это из первого стойбища взято, а то, что с трупаков сняли ночью по седельным сумам уложено.

— Ну, высыпай, гляну, — Сашка присел на корточки, перед ним прямо на рядно, брошенное на землю высыпали из мешков хабар.

Брали самое ценное, не размениваясь на рухлядь. Сотник провел руками по куче драгоценных безделиц, разгребая в стороны золотой и серебряный метал. Звонко зашуршав, отчетливо проявились среди наборных серебряных поясов, височных и поясных женских подвесок, золотые византийские цепи и перстни, скандинавские фибулы и кольца из серебра, множество разномастных монет.

— Хрень, — безапелляционно произнес Горбыль. Окинув направленные на него взгляды бойцов, сказал: — Но на эту хрень можно людей русских из неволи выкупить, воев нанять для благого дела, а еще селище наше и соседние одеть, обуть и всю зиму кормить. После набега этих засранцев на земли наши, сомневаюсь, что урожай осенью соберем, небось, как стадо слонов, все вытоптали. Так, что для нас сейчас эта хрень дорогого стоит. Олесь, упаковать аккуратно и на двух лошадей загрузить. От такого подарка наш боярин не откажется. Готовимся к возвращению на свою территорию, как только Павел приедет — уходим.

— Ты прости нас, боярин, печенегов отогнали, пора и нам честь знать. Хозяйство требует пригляду, рожь, ячмень засеяли, гречиху, овес, а вот просо, горох, коноплю еще только предстоит в землю класть. У многих в лесах скотина схована, бабы, конечно, приглядят, да вот когда хозяин на месте, оно и им спокойней. Так что, отпустил бы ты нас, боярин.

В светлице собралось добрых два десятка старейших селений, люди из которых встали на защиту крепостных стен. Сейчас лихо миновало, и люди вспомнили о хозяйстве и своих семьях, покинутом жилье. Монзырев восседавший в деревянном кресле, одетый в длинную полотняную рубаху, подпоясанной кожаным ремнем, с простым, без каких либо украс мечом, вцепился руками в подлокотники. За спиной его стоял Вестимир с воеводой и ближниками. Окинув взглядом просителей, переминавшихся перед ним с вопрошающими лицами из-под окладистых бород.

— Да я-то не против, но сами же знаете, чтоб выйти из долины необходимо освободить завалы на дорогах. Или вы пешие пойдете? Я ведь частью лошадей каждого из вас наделить хотел. Заслужили.

— Батюшка, да мы-то здеся всю жизнь живем, тайные тропы знаем. Сами пройдем и скотину, каку дашь, проведем, и не сумневайся. — Радостно скалясь, тут же откликнулся Вторуша, смерд лет тридцати пяти от роду, косая сажень в плечах. Своей кувалдой и пудовыми кулаками, во время защиты городища, проломивший не одну вражью голову. За разум и смекалку родовичи выбрали его старостой Богдановки, селища, находившегося в семнадцати верстах от веси. — А завалы мы разберем с другой стороны от Гордеева городища. Вам навстречу пойдем.

— Эк, вы уж и крепость мою обозвать успели.

— А как же иначе, ты над нами стоишь. От тебя мы худого не видели, руду свою вместе пролили, землю щурами завещанную оборонили. Так нешто нам головное городище по-иному называть.

— Ну, коли так, сегодня до обеда у Боривоя на каждую семью по две лошади возьмете, да за каждого погибшего в бою — еще по две. Сами честно поделите. У Туробоя печенежской сбруи на каждого мужа получить не забудьте, да бронь. Идите, больше не держу вас. А ты, Вторуша, погодь, разговор к тебе есть.

Кланяясь Монзыреву в пояс, удовлетворенные беседой и весело гомоня, старосты направились к выходу из терема.

Покинув столец, Монзырев подошел к оставшемуся богдановскому старейшине.

— Вот что, Вторуша, дело у меня к тебе неотложное. Потребно мне десяток воев вниз по реке направить. Проведешь ли конных тропой заветной?

— А почто и не провесть, проведем. Тока, видишь ли, боярин, я тебе другого провожатого дам. Он проводит. А я, чай не калика перехожий, все ж предводитель рода. С меня селище потом спросит, коль в накладе останемся. А твово Боривоя я хорошо знаю, твою выгоду блюсти начнет, я свою выгоду в чем-то глядишь потеряю. А провожатого дам.

Светлица наполнилась раскатистым смехом присутствующих. Характер Боривоя, иногда доходивший до скаредности, народ знал непонаслышке. Но на своем месте такой человек представлял для городища определенную ценность.