Молитвы разбитому камню - Дэн Симмонс

Он действительно меня ждет.

Вхожу с залитой солнцем улицы в парикмахерскую.

— Вампиры, — сказал Кевин. — Они оба вампиры.

— Кто? — спросил я, кусая яблоко.

Мы сидели у Кевина на заднем дворе. Там, в ветвях дерева, в двадцати футах от земли, располагался наш самодельный дом (честно говоря, даже не дом, а просто грубая дощатая платформа). Кевину было десять, а мне девять.

— Мистер Иннис и мистер Денофрио. Они вампиры.

Я оторвался от журнала с комиксами про Супермена.

— Они не вампиры, а цирюльники.

— Ну да, цирюльники и вампиры. Я это только что понял.

Я глубоко вздохнул и уселся поудобнее, прислонившись к стволу. Стояла поздняя осень, листья почти облетели. Пройдет еще несколько недель, и дом на дереве опустеет до следующей весны. Когда мой друг объявлял, что он что-то понял, это обычно означало: жди беды. Кевин О’Тул был старше всего на год, но иногда мне казалось, что между нами добрых пять лет разницы, причем он выглядел одновременно и старше, и младше. Кев много читал, и воображение у него было будь здоров.

— Рассказывай.

— Томми, ты знаешь, что обозначает красный цвет?

— Красный цвет?

— На шесте-вывеске у цирюльников. Та красная полоска, что спиралью закручивается вниз.

— Она обозначает, что это цирюльня. — Я пожал плечами.

Теперь настала очередь Кевина глубоко вздыхать.

— Ну да, Томми, понятно, но почему именно красный? И почему спираль?

Я не ответил, потому что хорошо знал это его настроение. Лучше подождать: не выдержит и сам все расскажет.

— Кровь, — трагическим шепотом провозгласил мой друг. — Струйка крови стекает вниз по спирали. Этот символ цирюльники используют уже почти шестьсот лет.

Умудрился-таки меня зацепить. Я отложил в сторону комиксы.

— Хорошо, верю. И почему же они его используют?

— Это был знак гильдии. В Средние века, если ты делал что-то полезное, то обязательно принадлежал к какой-нибудь гильдии. Ну, как профсоюз на пивоварне, где работают наши отцы. И…

— Ну да, да. Но почему кровь?

Смышленые мальчишки вроде Кевина вечно ходят вокруг да около.

— Сейчас объясню. Я тут кое-чего читаю, и там сказано, что в Средние века цирюльники были еще и хирургами. А больных они лечили так — пускали им кровь, и…

— Пускали кровь?

— Ага. У них же не было никаких настоящих лекарств, ничего такого. Если кто-то заболевал или ломал ногу, хирург… вернее, цирюльник только и мог, что пустить кровь. Они часто и лезвие использовали одно и то же — для бритья и для кровопускания. А случалось, ставили больным пиявок.

— Жуть.

— Да, но это вроде как помогало. Иногда. Думаю, из-за кровопускания или пиявок понижается давление, и тогда можно, например, снять жар или как-то так. Но чаще всего больные просто умирали быстрее. Им бы переливание, а не пиявок-кровососов.

Я сидел и размышлял над его словами. Кевин иногда выдавал такие странные вещи. Раньше я думал, он врет, а потом в четвертом и пятом классе как-то услышал, как друг поправляет учителей… и они с ним соглашаются. Так что нет, не врал. Странноватый малость, но не врун.

Ветерок зашуршал редкими увядающими листьями. Получился очень грустный звук, ведь мы так любили лето.

— Ладно. А при чем здесь вампиры? Цирюльники ставили людям пиявок двести лет назад, и поэтому ты думаешь, что Иннис и Денофрио вампиры? Господи, Кев, ты чокнутый!

— Средние века закончились больше пятисот лет назад, Найлз. — (Всегда страшно хотелось его стукнуть, когда он называл меня по фамилии, да еще таким противным учительским голосом.) — Но именно знак гильдии натолкнул меня на эту идею. Подумай, в каких еще ремеслах сохранился подобный знак?

Я пожал плечами и завязал рваный шнурок.

— Ладно, пускай на шесте кровь, но это еще не значит, что они вампиры.

Глаза у Кевина всегда становились зеленее обычного, когда он был чем-нибудь увлечен или взволнован. Сейчас они стали совсем-совсем зелеными. Друг наклонился ко мне.

— Только подумай, Томми. Когда исчезли вампиры?

— Исчезли? Думаешь, они вообще существовали? Да ну тебя, Кев! Мама говорит, ты единственный талантливый ребенок, которого она знает, но мне иногда кажется, ты просто шизик.

Кевин не ответил. Его вытянутое, худое лицо из-за стрижки ежиком казалось еще более худым. На бледной коже золотыми пылинками проступали веснушки. Губы, такие же полные, как и у его сестер (говорили, что девушкам это очень идет), сейчас дрожали.

— Я много читал про вампиров. Очень много. Почти во всех серьезных книжках написано: в семнадцатом веке легенды о вампирах в Европе стали сходить на нет. Люди в них по-прежнему верили, но уже не боялись так сильно. А за несколько сотен лет до этого вампиров постоянно выслеживали и убивали. Получается, они как будто ушли в подполье.

— Или люди стали умнее.

— Да нет, сам подумай. — Кевин схватил меня за руку. — Может, вампиров просто истребили. Люди научились с ними бороться.

— Кол в сердце и все такое?

— Наверное. Ну и им пришлось спрятаться, исчезнуть. Но кровь-то все равно была нужна. А как легче всего ее достать?

Я как раз подыскивал подходящий язвительный ответ, но, посмотрев на его убийственно серьезное лицо, передумал и просто покачал головой. Мы ведь были лучшими друзьями.

— Вступить в гильдию цирюльников! — торжествующе выкрикнул Кевин. — Больше не надо было вламываться в чужие дома по ночам, рисковать, оставляя обескровленные тела, — теперь они сами приглашали людей к себе. И клиенты не сопротивлялись, когда им пускали кровь или ставили пиявок. Мало того, они — или семья умершего больного — платили за это деньги. Понятно, почему цирюльники до сих пор так держатся за свой символ. Они же вампиры, Томми!

Я облизнул губы и почувствовал на языке металлический привкус — оказывается, губу прикусил до крови, пока слушал его разглагольствования.

— Все? Каждый цирюльник и парикмахер?

— Точно не знаю. Может, и не все. — Кевин нахмурился и выпустил мою руку.

— Но ты думаешь, Иннис и Денофрио точно?

— Нужно это выяснить. — Глаза у друга опять позеленели, а губы растянулись в ухмылке.

Я закрыл глаза, но потом все-таки задал этот неизбежный роковой вопрос:

— Как, Кев?

— Будем за ними следить. Проверять. Если они вампиры — мы увидим.

— А если правда?

— Что-нибудь придумаем, — все еще ухмыляясь, пожал плечами Кевин.

Захожу. В цирюльне мне все хорошо знакомо. Глаза быстро привыкают к полумраку. Пахнет тальком, розовым маслом и тоником для волос. Пол вымыт. На конторке на белой льняной салфетке разложены инструменты. Тусклый свет играет на больших и маленьких ножницах, отражается на перламутровых рукоятках многочисленных бритв.