Карфаген должен быть разрушен - Ричард Майлз

Сравнивая армии карфагенян и римлян, Полибий с удовлетворением отмечал: «Карфагеняне пренебрегали пехотой, хотя определенное внимание уделяли коннице. Дело в том, что их войска были чужеземные и наемные, в то время как римские легионы состояли из соотечественников и граждан». Мы уже обращали внимание на то, как предвзято разделял Полибий римских и карфагенских воинов (первые — стойкие граждане-воители, вторые — слабодушные наемники) и с каким предубеждением он вообще относился к карфагенской армии. Возможно, эта оценка и совпадала с настроениями его времени, а описание состава римской армии соответствовало действительности эпохи, в которую он жил. Однако ситуация в 218 году была иная[282]. Ядро армии действительно состояло из римских граждан, но почти половину численности каждого легиона составляли союзнические войска, и в целом ряде сражений преобладала численность союзнических воинов[283]. Этими союзниками были обычно латины и италики. Первые имели давние и тесные связи с Римом, поскольку многие из них были потомками поселенцев, отрекшихся от своего гражданства ради лучшего будущего. Латинские государства многое сближало с Римом, в том числе язык, религия, политические институты, и их народы пользовались определенными правами по римским законам. Италиков же лишь недавно принудили стать «союзниками» Рима, и их союзничество не было вполне надежным.

Для римлян особенно ценной была поддержка кельтских племен в Цизальпинской Галлии, по чьим землям должна была пройти карфагенская армия. Риму эти народы не подчинялись. Полибий сообщает о том, с какими издевательскими насмешками встретили галлы римских послов, приехавших к ним с целью привлечь их на свою сторону после объявления войны Карфагену[284]. Одну из причин отказа галлов прийти на помощь римлянам назвали послам туземные вожди: «Мы слышали, что римский народ наших единоплеменников изгоняет из их отечественной земли и из пределов Италии или же заставляет их платить дань и терпеть другие оскорбления».

Другим потенциальным союзником была Македония, соседствовавшая с римлянами на востоке. Ее царем был Филипп V, еще очень молодой человек, взошедший на трон в 221 году. Он быстро доказал, что обладает всеми качествами, необходимыми для управления буйным и строптивым народом. Способный политик и военный стратег, Филипп втянулся в войну с этолийцами в Центральной Греции. Серия побед принесла ему известность в Греции и лестное прозвище «любимчик эллинов». Однако Филипп хотел обеспечить себя постоянным и надежным выходом в Адриатическое море. Эти его устремления заинтересовали и Рим, и Ганнибала. В то же самое время, когда Ганнибал осадил Сагунт, римляне предприняли первую попытку вторгнуться в земли, традиционно' находившиеся в сфере влияния Македонии. Римляне и прежде пытались утвердиться в Иллирии (современные Словения и Хорватия), поддерживая там местного вождя Деметрия Фалерского[285]. В 219 году римляне рассорились со своим союзником, когда он стал пиратствовать у берегов Далмации и угрожать римскому судоходству. Рим послал флотилию в Иллирию, и Деметрий бежал к своему другому покровителю — Филиппу Македонскому.

Таким образом, когда Ганнибал готовился отправиться в великий поход, надежных союзников у Рима было совсем немного. Но карфагенский полководец тоже нуждался в поддержке пунического мира, который значительно сократился. Пунические общины в Сицилии и Сардинии надо было как-то подвигнуть на то, чтобы они восстали против новых, римских властителей, несмотря на неизбежные печальные последствия возможного поражения. Успешность военной кампании в немалой мере зависела и от благосклонности Совета старейшин. Из Карфагена Ганнибал рассчитывал получать не только деньги и войска, но и официальное одобрение своих действий. Он хотел выступать в роли полномочного представителя карфагенского государства, а не обыкновенного авантюриста. О том, что Совет старейшин не остался в стороне, свидетельствует хотя бы такой факт: в армии Ганнибала присутствовали его агенты. Эти советники — synedroi на греческом языке — сопровождали войска Ганнибала в Испании и Италии, и они вместе с Ганнибалом подписывали в 215 году договор с Филиппом.

Одной воинской доблести и тактической смекалки было недостаточно для того, чтобы обеспечить успех военной кампании и привлечь сторонников. Термин «пропаганда», понимаемый как деятельность по формированию и распространению желаемых воззрений и суждений, обычно не применяется в контексте Древнего мира: для такого рода активности просто-напросто не имелось средств коммуникации. И все же в ретроспективе можно говорить о том, что в годы Второй Пунической войны велась целенаправленная обработка общественного мнения[286]. О личности Ганнибала распространялись благосклонные истории, сочинявшиеся людьми, разделявшими его устремления или по крайней мере видевшими в нем серьезного оппонента возраставшему могуществу Рима. Хотя тогда и не было «министерства информации», надзиравшего за литературными и художественными творениями, описаниям Ганнибала и его войны с Римом, исполненным сторонниками полководца, присуще единообразие.

Этот компонент военного противоборства впервые ввел в употребление Александр Великий, которого в походах сопровождали специальные советники, сочинители и интеллектуалы. Хотя часть повествований о военных кампаниях Александра написана после его смерти, известны сочинения, распространявшиеся и во время военных действий. Они прежде всего прославляли божественное благоволение к нему героических предков Геракла и Ахиллеса, чтобы воодушевлять друзей, завлекать потенциальных союзников и деморализовать врага.

Для Ганнибала особенно важно было заручиться поддержкой греческих городов Великой Греции. После длительного и изнурительного перехода в Италию и неизбежных битв с римлянами ему потребовались бы надежные базы на полуострове, пополнение войск и припасов. Не случайно поэтому среди узкой группы доверенных лиц оказались Сосил из Спарты, его бывший учитель, и сицилийский грек Силен из Кале-акта, «жившие с ним столько времени, сколько позволила судьба».[287] Полибий, обычно пренебрежительно относившийся к летописцам Ганнибала, похоже, все-таки уважал Силена, чей труд, видимо, использовал в описании кампаний полководца в Испании. Надо сказать, не только он, но и другие римские авторы прибегали к трудам Силена. Даже знаменитый римский писатель и политик Марк Туллий Цицерон полагался на Силена как на «абсолютно надежный источник информации о жизни и свершениях Ганнибала».