Империя под ударом - Алексей Фомичев

Бабка ухват так не опустила, стояла на месте. Видимо, понимала, что против такого молодца, что против скалы, – идти глупо. Парень подобрал ноги и сел, не решаясь вставать. Косил взглядом на топор.

Я шагнул к нему, схватил за ворот безрукавки и рывком поднял. Он оказался мне по плечо, крепенький такой, с широкой костью и пока не очень развитой мускулатурой. На бледном лице гримаса страха, на лбу след от удара дверью.

Сунув фальшион ему под нос, я с угрозой повторил:

– Где магик? Живо, сопляк, говори!

Он сглотнул и кивнул на занавеску:

– Там. В светелке.

– Веди. И без глупостей. Я же сказал – не враг, ясно?

Глядя в круглые от страха глаза юнца, я мимоходом порадовался, что именно он был в прихожей. Кто-то из взрослых ни за что бы не открыл. И тогда бы я терял время, долбя бревном в ставни.

Светелка – от «светлая», то есть комната, освещенная лучами светила. Сейчас это название мало ей подходило. Ставни закрыты, мрак разгоняют несколько плошек, наполненных жиром, с фитилем из скрученной пеньки. Воздух в комнате спертый, вязкий, наполненный запахом жира, пота и крови.

У стены возле широкого лежака возилась женщина в длинной, до середины голени, тоге. Рядом на лавке были чаши, кулечки, рядом лежали корпия, ножик и маленькие высушенные тыквы, какие используют как емкости для жидкостей и сыпучих материалов.

На полу я заметил обрывки окровавленной одежды и корпии. А еще заметил крупное мускулистое тело, лежащее на покрывале. Без сомнения, это хозяин дома, кузнец. Видимо, ему хорошо досталось в бою.

С другой стороны лежака сидела средних лет женщина, жена кузнеца. В руках она держала тазик с водой. Глаза неотрывно смотрели на мужа, по щекам текли слезы.

На наше появление внимания никто не обратил, и только когда мы подошли ближе, взгляд женщины скользнул по лицу сына.

– У вас гость! – громко сказал я, подходя к лежаку.

Хозяйка отпрянула, едва не выронила тазик. Вторая женщина даже не обернулась, что-то делала с ранами кузнеца. Парень при виде отца заметно побледнел, встал возле матери.

– Так это вы магик? – спросил я женщину, которая продолжала свое дело. – Так?

Она наконец соизволила обернуться и в упор посмотрела на меня. Зря…

Карие очи, роскошные локоны черных волос, тонкие черты красивого лица, пухлые сочные чуть раскрытые губы. Ноздри тревожно трепещут, взгляд строгий, полный печали.

Меня как током шарахнуло. Я повидал много красавиц, блондинок, брюнеток, шатенок, видел голубые, серые, зеленые и карие глаза. Целовал немало сочных губ, обнимал немало стройных тел. Я знал женщин, изучил вдоль и поперек их тела, легко проникал в их мысли, мог даже угадать настроение по одному слову, взгляду, жесту.

Но ни одна не задевала моего сердца и не проникала в душу. А вот эта знахарка как-то вдруг притянула меня, не сделав ровным счетом ничего. Только посмотрела и легким жестом отвела прядь волос со щеки. А я словно приклеился к ней взглядом, страстно желая приклеиться и телом.

Замешательство длилось от силы секунду, но за эту секунду я вдруг понял, что обычным влечением плоти это не объяснить и что мне позарез надо прийти в себя.

Я сделал некоторое усилие, мимолетно прикинул ее возраст и дал ей около двадцати трех. В самом соку баба! А мы-то думали, что магик – старая карга!

Уж не знаю, ощутила она мое состояние или нет, но не смутилась и взгляд не опустила.

– Я адепт факторума, – чувственным бархатным голосом сказала она. – Адъюнкт. Меня зовут Тинера.

Имя ей шло. И голос.

– Я… – Разум быстро возвращался на место после эмоционального скачка. – Я мэор Мард. Ищу магика. Только не знал, что он – женщина.

– Я занята, видите?

– Что с ним?

Тинера опять склонилась над раненым и глухо сказала:

– Он очень тяжело ранен. И я не могу помочь…

Хозяйка в углу охнула и опустила тазик на пол. Сын обхватил ее за плечи и присел рядом.

Я подошел к изголовью, посмотрел на кузнеца. Ему вспороли бок и чем-то врезали по груди. Раны обширные, повреждены внутренние органы, кости. Он не жилец, и так ясно. Чудо, что дотянул до дома.

Тинера, видимо, пыталась своими средствами остановить кровотечение и как-то закрыть раны, но ее старания успехом не увенчались. Тут нужен магик посильнее, хотя вряд ли и он что-то сделает.

Женщина промокнула корпию в чашке с зеленоватой жидкостью, приложила к ране, сверху прижала рукой.

– Отец… – негромко позвал парень, глядя испуганными глазами на кузнеца. – Ты меня слышишь?

Я приложил пальцы к его шее, нащупал сонную артерию. Поднес тыльную сторону ладони ко рту и носу. Тинера удивленно посмотрела на меня.

– Он умер. Пульса нет, дыхания нет.

Женщина быстро провела ладонью по груди кузнеца, охнула и закусила губу. Хозяйка, поняв, что произошло, припала к телу мужа и глухо зарыдала.

– У меня не хватило силы… я не смогла… простите…

Тинера обессиленно опустила руки, ее взгляд прошелся по всем порошкам, отварам, снадобьям, теперь бесполезным.

– Нам надо уходить, – сказал я. – Поселок захвачен, сюда могут ворваться.

Тинера безучастно смотрела на умершего, никак не реагируя на мои слова. То ли впервые видела мертвеца, то ли это был ее первый неудачный случай лечения.

– Тинера, надо идти.

Она окатила меня взглядом своих очей, потом вдруг встала. Тога плотно облегала ее стройное тело и четко прорисовывала хорошо развитую грудь. Я почувствовал, как у меня по спине пробегают мурашки. Какая красота! И с чего это я так запал на нее?..

– Куда идти? В поселке много раненых, им нужна помощь.

– Некому помогать, идет бой. Не слышишь?

– Нет.

К слову, и я не слышал. Даже шум у соседнего дома стих. Неужто каторжники сбежали?

Я не успел ничего сказать, когда в двери сильно заколотили и чей-то ломкий детский голосок прокричал:

– Дядька Садай, дядька Садай, открой! Это я, Думи…

Орал он громко, не преставая стучать в дверь. Сын кузнеца отвел взгляд от убитого и встал.

– Это Думи… сын синдика Броуха.

– Пошли, откроешь ему, – сказал я.

На террасе стоял мальчонка лет тринадцати. Вихрастый, в веснушках и с поцарапанным носом. Увидев в дверях незнакомого мужчину с оружием, малец отступил и хотел было дать деру. Но тут вышел и сын кузнеца.

– Думи, что?

Думи испуганно покосился на меня и скороговоркой выпалил:

– Отец сказал, чтобы все собирались и бежали в рощу! Быстрее!