Бенефис чертовой бабушки - Валентина Андреева

Потом скрипнула дверь летнего домика и из него, не предпринимая никаких попыток спрятаться, вышел Данька с фонариком. Немного постоял и направился к навесу. Выронив фонарик, обругал его ни за что ни про что, поднял и, выпрямившись, тихонько позвал «дядю Сашу». Он, разумеется, не откликнулся. Боялся спугнуть нянюшку. Брусилову-старшему не меньше, чем нам, хотелось знать, какого черта отважная женщина сидит в засаде. Надо полагать, Анна Петровна пережила несколько неприятных минут. Не дождавшись ответа, Данька решительно направился к альпийской горке. Не долго думая, приладил фонарик на одну из веток, она под его тяжестью наклонилась и удачно осветила все каменно-цветочное великолепие. Почесывая затылок, юноша немного на него полюбовался и сказал загадочную фразу: «Да-а-а… Не стоишь ты такого памятника. Цветы жалко».

Частично освободившаяся от чадры луна подсказала ему мудрое направление дальнейших действий. Какое, мы узнали через пару минут, когда он оперативно вернулся от дома назад с хорошо знакомым мне оцинкованным тазиком, лопатой и ведром, в котором болтался совок.

Данькиной работоспособности можно было позавидовать. Камни лихо летели или откатывались в сторону. Цветы с осторожностью выкапывались и переносились в тазик. Горка исчезала на глазах.

– Повезло тебе с зятем, – шепнула Наташка Маринке, и она испуганно шикнула. Раскладушка, благодаря кому-то из них, дернулась, мы застыли. Сначала из предосторожности, затем от неожиданности. Никто не заметил, как Анна Петровна подкралась к горке и, соответственно, Даньке. Сам он, увлеченный процессом работы, кряхтел, сопел и ничего вокруг себя не замечал, а она заявлять о своем присутствии явно не собиралась. Спрятавшись за ствол ближайшего дерева, буквально слилась с ним, держа свой камень за пазухой. Не в прямом смысле, конечно. В руках ей было удобнее. Пускать камень в ход нянюшка пока не собиралась. Чего-то выжидала. Скорее всего, боялась промазать. Не снайпер же. Да и оптического прицела для метания камней в чужие головы с расстояния около пяти-шести метров не имелось. Слава Богу, хоть до такого усовершенствованного приспособления к примитивному орудию убийства каменного века не додумались. Впрочем, не известно, чего Анна Петровна вообще выжидала… Нет, кажется, известно!

– Ле-е-жать! – еле слышно скомандовала я соратницам, и они послушно дернулись, плотнее вжимаясь в землю.

Было непонятно, куда делся Брусилов-старший. Неужели отдежурил свое на этой земле? Зато ясно, что Анне Петровне ничего не стоило тихо подкрасться к Даньке – он подвоха не ожидает, и грохнуть парня по голове своим каменным орудием. Однако она продолжала маскироваться под яблоню. Следовательно, ждала, пока Данька выполнит за нее всю тяжелую работу – разнесет бывшую горку до основания. Пристукнуть юношу нянюшке удобнее в тот момент, когда он будет перетаскивать камни и цветы в другое место. Сопротивления не окажет – убийцу не услышит, не увидит, да и руки будут заняты.

Раскладушку трясло и корежило. Причем она, безуспешно пытаясь подстроиться под индивидуальный ритм каждой из нас, потихоньку сползала. Луна предательски покинула пост, и мы видели только освещенный фонариком круг бывшего цветника. Данька вооружился лопатой, решив то ли разровнять землю под цветником, то ли откопать лист металла, прикрывающий колодец, но дала себя знать усталость. Он решил передохнуть и, не выпуская из рук черенок лопаты, присел на корточки спиной к Анне Петровне.

Нянюшка не выдержала. Ствол яблони бесшумно раздвоился, и черная фигура крадучись направилась к Даньке.

Трясучка резко прекратилась. Я схватила Наташку за руку и сквозь зубы дала команду: «На старт!» Важно было уловить тот момент, когда нянюшка начнет заносить руку для удара. А дальше… Дальше достаточно вскочить и заорать дурным голосом. Не обязательно выбивать камень у нянюшки, с перепугу да от неожиданности она его и сама выронит. Но вскакивать не пришлось. А орать дурным голосом не получилось. От ужаса мы синхронно зажали рты грязными ладонями. Тут уж не до гигиены.

Занести руку для удара нянюшка не успела, хотя подошла вплотную к Даньке, продолжавшему сидеть на корточках, понуро склонив голову к земле, а посему не видевшему то, что видели Анна Петровна и мы. Навстречу ей мимо яблонь плыла… Ксения. Обалдевшая луна, вынырнув из-за туч одним краешком, высвечивала по частям бесформенный белый саван, густые темные волосы, спадающие на плечи и скрывающие лицо…

Анна Петровна тоже не завопила дурным голосом. Она вообще никак не завопила. Для начала выронила камень, а следом за ним брякнулась на землю сама. Сначала на колени, потом ткнулась лбом в землю. Произведенным при этом шумом заставила Даньку оглянуться, вскочить и, сдуру, кинуться на помощь.

– Оставь ее, пусть валяется, – приказала юноше Ксения совсем не потусторонним голосом. – Дядь Саш, ты бы связал ей, на всякий случай, руки, пока не оклемалась. – И «призрак» стянул с головы парик.

– Юлька! – не отнимая ладонь ото рта, промычала Маринка.

– Да хватит вам уже на мокрой траве «загорать», – Юлия Юрьевна шмыгнула носом. – Такую операцию нам с дядюшкой едва не сорвали! Дядь Саш, помоги им встать, а длинные руки няни Данька свяжет. Ее же пояском от бабулиного халата.

Только сейчас мы увидели Брусилова-старшего. Наглец, как выяснилось, преспокойно отсиживался прямо за нами. Да еще в более комфортной обстановке. В то время, как мы пропитывались влагой, торчал по соседству под очередным кустом «собачьей розы», вдыхая аромат цветов.

Из уважения к брату, Сашка поднял Маринку с земли предпоследней. Последней была проклятая раскладушка.

– Юль, а наша няня, кажется, того… – растерянно доложил Данька.

– Ну-ка, дайте я проверю, – прорвалась вперед Наташка и кинулась к лежащей на правом боку Анне Петровне. По-видимому, пульса ей уловить не удалось, поскольку она немедленно обругала меня за «безумную стойкость». Как оказалось, мне уже давно следовало вытащить из постели Ефимова и приволочь его сюда, поскольку Наташка ни в коей мере не желает быть участницей самосуда. Смерть от организованного спектакля ужаса по своему конечному результату ничем не отличается от иной насильственной смерти. И подругу никоим образом не устраивал даже условный срок уголовного наказания за причастность к убийству убийцы. А она, зараза, вместо того чтобы предстать перед судом человеческим, упорно стремиться заменить его Судом Божьим. Не зря же последнее время без конца крестится. И в церковь бегала. Пытается договориться со Всевышним.

Я бы и сама была рада выйти из состояния «безумной стойкости», так ведь на то она и безумная. Попробуйте сдвинуться с места, когда ног под собой не чуешь.

Да если бы я их хоть в какой-то мере чувствовала, рванула бы, помогая себе в меру возможностей верхними конечностями. Только в диаметрально противоположную от дома сторону. А сама Наташка легко бы меня обошла и речку одним махом перепрыгнула, доведись ей испытать новое потрясение. То, какое в данный момент испытывала я при полностью «включенной» луне. На утоптанной за последние дни тропке от бывшей альпийской горки к дому, заложив руки за спину, спокойно стоял Газонокосильщик. И что там у него в этих руках, не известно. Разумом я понимала, что опасаться не стоит. Появление этого человека спровоцировано моими же плановыми действиями. Но разум, к сожалению, не доходил до тела. Ничего удивительного, материя первична, сознание вторично. Вот моя «материя» по всем правилам и тормозила мое сознание. К тому же Газонокосильщик нарушил предполагаемую мной последовательность действий.