Длинные руки нейтралитета - Михаил Иванов

– Из неё вышла?

– Из кого ж ещё? Она её выплюнула у меня на глазах.

– Дай-ка… Какой диаметр?

К чести Неболтая будь сказано: или он знал это высокоучёное слово, или догадался о его значении. Как бы то ни было, казак ответил впопад:

– Обычный штуцерный – семь линий.

Малах был достаточно сведущим офицером, чтобы сообразить: местные винтовки, видимо, посылали пули с большей энергией, чем маэрские. Такие вполне могли пробить защиту, и это целиком вина его как командора. Он обязан был предусмотреть подобную возможность. Нужна переделка щита, и ещё неизвестно, справится ли Тифор.

Последовало откровенное:

– Тихон Андропович, правильно ты сказал: я виноват. Теперь о будущем: нельзя ли нам получить местный штуцер? Тифор Ахмедович, надеюсь, сможет переналадить защиту. А нет, так отошлём в наши края, с порохом и пулями, наши уж точно сумеют что-то предложить. Только ты составь бумагу, чтоб понятно было, как заряжать, как стрелять. Ежели какой припас понадобится для нового щита, то пойдёт он за наши деньги.

– Бумагу я тебе хоть немедля составлю, – отвечал малость поостывший казак, – порох тож труда не составит найти, а вот пули… да ещё сам штуцер… не ручаюсь, что прям сей же час и отыщу. Но уж к завтрему добудем.

– А что на Мариэлу дважды напали: похоже, о ней что-то такое знают. Поговори со своим начальством, охрану бы ей. Думаю, не откажут. И ещё дельце осталось, Тихон Андропович. Надо бы нам с тобой на пару к Тарроту заглянуть.

– Малах Надирович, а я зачем нужен?

– Затем, что если Таррот Гарринович захочет узнать подробности, то ты для этого самый подходящий человек. Ведь всё у тебя на глазах происходило, так?

Кивок собеседника равно можно было бы интерпретировать как «Я понял» или «Я так и знал».

– Ну, а капитану Риммеру я сам всё обскажу.

Малах был прав. Тифор оказался весьма занят: он неотлучно находился при Мариэле, поддерживая её силы. К тому же он не видел всех подробностей. В результате, когда понадобилось известить дракона о событиях, единственными, кто мог это сделать, были Малах и Неболтай: первый по должности, а второй как очевидец.

Лейтенант не стал развивать тему. Между тем он знал, что предсказать реакцию дракона сумел бы только тот из людей, кто долго с ними общался. Себя он к таковым не относил.

Вахмистр Цедеркин ошибся в своих предсказаниях. Процессия прошла в госпиталь, а ожидаемой толпы не было. Правда, по пути встретились прохожие, которые, разумеется, узнали Нахимова, лежащего на носилках. Результат не замедлил сказаться. У ворот госпиталя процессию встречала если не толпа, то уж верно большое собрание народу. Люди не задавали вопросов, не выкрикивали пожеланий – просто стояли, смотрели, крестились. Многие читали молитву во здравие.

Доктор Пирогов после краткой консультации вышел за ворота. Его выступление сводилось к следующему: адмирал тяжело ранен пулей в голову, но надежда сохраняется. Доктор Марья Захаровна его вылечит, если сама жива останется, поскольку также ранена.

В заключение последовала просьба:

– Прошу соблюдать тишину. Им обоим требуется полный покой.

История вышла из колеи. Но её дальнейший путь никто не взялся бы предугадать.

Распространением новости никто не занимался, но это нисколько не уменьшило её эффект. И часа не прошло, как весть о ранении Нахимова, а также Марьи Захаровны облетела весь осаждённый город. Около входа в госпиталь толпились люди, чистосердечно интересовавшиеся состоянием пострадавших. Внутрь, понятное дело, никого не пускали. За отсутствием точных сведений разговоры иным разом обретали совершенно неожиданное направление.

– …Сам не видел, а вот сосед говорил, что адмиралу в голову…

– …Марья Захаровна, бедняга, попала ни за что…

– …Случайно, что ль, в неё?

– …Сам слышал, что нарочно по ней целились…

– Да брось врать-та! Кто ж по бабам палит из ружжа?

– Не ружжа, а штуцера. Были там особенные стрелки…

– И как она лечит только?

– Сам Николай Иваныч её спасает, а она, значит, Пал Степаныча…

Среди толпы попадались и офицеры. От одного из них и прозвучало:

– Слышал я, что Марь Захарне для работы нужны зелёные камни.

– Это какие? Дорогие?

– Вот уж чего не знаю, однако…

– И нечего тут думать, купить такие да ей поднесть…

– Мне до выдачи жалованья ещё полные двадцать дней, так что…

– Так сложиться! Православные, иль не поможем?

Вот это было услышано. Толпа разом преобразилась, у людей появилась цель, и тут же сыскались средства для её осуществления.

– Вашбродь, вот от меня двугривенный, на камушек эн-тот…

– А от меня и полтина серебром!

– Шапку! Шапку сюда!!

– Да чего ж ты подсовываешь, она с дырой, аль сам не видишь?

– Мою, мою возьмите, новенькая!

– Вот от меня… ассигнацией…

– А от меня – зелёный камень!!! – В шапку полетел шарик из малахита.

Возле держателя шапки началась создаваться толчея.

– В черёд, в черёд становитесь, ить с ног сшибёте!

– Не побрезгуй, вот ещё алтын…

– Хорош медь сыпать, шапку порвёшь.

– А небось бумажкой можно.

– Будя! Люди добрые, дайте другую шапку, эту невмочь пополнять.

– Так моя подойдёт как раз. Бери!

Купец Демьянов положил в шапку сотенную со словами:

– А потом к Моисейке-ювелиру надо идти, у него небось зелёные камушки сыщутся.

– Верно молвишь, Порфирий Никодимыч!

– А ещё бусы зелёные! – поддержала женшина средних лет. Судя по платью и шляпке с цветами, то была купчиха или мещанка не из бедных.

К шапке, пыхтя, протиснулась девчонка лет десяти.

– Дедушка мне на память подарил зелёный самоцвет. Вот он. – И в шапку канул прозрачный камешек болотного цвета размером с горошину.

Сбор средств продолжился с неугасающим энтузиазмом.

Ранение Мариэлы дало совершенно неожиданные последствия, предвидеть которые никто не мог, даже маэрцы.

Малах как командор был обязан известить о случившемся пятого члена экспедиции и потому, как только стемнело, направился к пещере дракона, чтобы сделать это. Как и предполагалось, он захватил с собой хорунжего в качестве свидетеля. Но, уже спускаясь по лесенке, оба услышали в драконьем жилище не один, а два голоса. Второй был мальчишеским.

– …И вот так хитроумный Пятнистый дракон смог силой своей ума – и математики, конечно, – победить. Был он тогда, если считать по человеческим меркам, не старше тебя.