Психиатр - Марк Фишер

Печально, если Джулия согласилась дать ложное свидетельство, скомпрометировав себя и свое будущее. А ведь она казалась безупречно честной! Впрочем, если поразмыслить, то, возможно, она солгала именно потому, что Томас никогда не смог бы выпутаться без ее помощи?

Потому что она знала, что он виновен?

А он, Пол, попался на ее удочку.

С самого начала.

Как зеленый новичок.

Ему хотелось умереть.

И ведь с самого первого дня ему было известно, что Томас подозревался в изнасиловании Катрин. Он решил, что должен как следует все взвесить, прежде чем решиться продолжать процесс против четверых обвиняемых. Люди, занимающие такое положение, с их безупречной репутацией! Конечно, существует свидетельство проститутки, но поди знай наверняка, что она не была подкуплена — ведь сам Томас рассказывал ему о двадцати тысячах долларов… для некоторых людей этого вполне достаточно, чтобы дать ложные показания! Но в данном случае это означает, что в этом также замешан Томас?

В какое дерьмо он умудрился вляпаться!

С другой стороны, Тамплтон предлагал ему достойный выход из сложившейся ситуации, а сделанное им предложение давало три преимущества: первое — он сможет сохранить свою репутацию перед публикой и начальством. Второе — он укажет на настоящего виновного, что, собственно, и является его непосредственной работой. И третье (мысль об этом зародилась в самом темном уголке его сознания) — он устранит влюбленного соперника, что усилит шансы завоевать расположение Джулии: судя по тому, как она иногда на него смотрит, она не совсем к нему равнодушна.

По некотором размышлении последний пункт показался ему гнусным. Недостойно вообще допускать подобные мысли. Решительно, Джулия Купер произвела на него сильное впечатление! Возможно, он и правда умудрился влюбиться в нее, хотя сначала усмотрел в этом возможность легкой интрижки!

Нет, решительно, чтобы принять предложения Тамплтона, нужны более серьезные основания!

Удивление и смущение в душе молодого юриста после целого града открытий и разоблачений, обрушенного на него инспектором, постепенно рассеялись, уступив место осознанию того, что он не может стопроцентно доверять дурацкому повествованию Тамплтона. Что-то подсказывало ему, что вина Томаса все же сомнительна. В глубине души Пол по-прежнему был на его стороне. В конце концов, Тамплтон сам сказал, что все эти улики являются косвенными. Хотя, может быть, сомнения объясняются действием исходящего от Томаса магнетизма?

Ведь Гибсон совершенно не походит на насильника…

Но все же по опыту прокурор знал, что порой люди, совершившие самые отвратительные преступления, выглядели совершенно заурядными.

Это мог быть симпатичный сосед, которого вы просили поливать ваши цветы.

Это мог быть невинный разносчик пиццы, которого вы попросили подождать в коридоре, пока вы вынесете деньги.

Это мог быть одетый с иголочки иностранец, который вежливо спросил вас тихим вечером, где находится такая-то церковь.

Это мог быть начальник с отеческим лицом, который только что неожиданно повысил вас в должности и теперь хотел, чтобы вы соответственно отблагодарили его.

Одним словом, кто угодно!

Любой мужчина.

Поэтому даже Томас с его располагающей внешностью, врач, призванный лечить людей, наверняка, точно так же как и многие мужчины до него, познал мимолетный сдвиг сумасшествия, толкнувшего его на преступление.

Почувствовав на себе взгляд прокурора, Томас обернулся. На мгновение ему показалось, что в глазах Пола мелькнуло суровое выражение, будто тот готовился вынести приговор преступнику. Или это было сомнение?.. Но Пол снова уткнулся в свое досье, и Томас решил, что ему почудилось. Однако прокурор никогда не смотрел так на него. Томас решил, что со всей этой историей он уже близок к нервному истощению, паранойе или просто становится чересчур подозрительным.

В любом случае пора было что-то решать. Времени оставалось в обрез! Следует еще раз расспросить Катрин. Девушка по-прежнему сидела низко опустив голову, погрузившись в печальные мысли: процесс для нее приобрел скверный оборот, она это чувствовала! Ей уже хотелось бросить все это.

А еще предстоит испытать новое унижение — рассказать перед всеми историю своего изнасилования. Какой стыд, если никто ей не поверит и она проиграет процесс! Но даже если никто не верит, что ей, несмотря на воздействие алкоголя и мнемониума, удалось вспомнить лица нападавших на нее, она-то точно знала, что это были они! Она вновь и вновь убеждалась в этом, глядя на скамью подсудимых. Порой во время дачи показаний или защитительной речи она замечала, что кто-либо из них украдкой поглядывает на нее, и чувствовала их замешательство. Катрин никому не стала говорить о своих ощущениях как о постыдной тайне.

— Катрин, — обратился к ней Томас, — сделай над собой усилие! Нужно, чтобы ты попыталась вспомнить, как ты оказалась на пляже.

Полу в этом вопросе послышалась ирония. Если девушку изнасиловал Гибсон, то он прекрасно разыгрывал эту комедию.

— Я не знаю, — ответила Катрин, качая головой. — Я не знаю.

Казалось, она была в отчаянии. Ей хотелось помочь психиатру восстановить картину происшедшего, но память, которая все же позволила ей вспомнить события в доме Джексона, была по-прежнему заблокирована.

Полный провал.

Возможно, ей запомнились только болезненные моменты, а прочее осталось в тумане — эффект, совершенно противоположный тому, чего добивались создатели мнемониума! Как же узнать это?

Снова зазвонил телефон. Прокурор решил, что это Тамплтон, который будет требовать немедленного ответа. Он снял трубку. Но это был один из помощников прокурора: в деле возникла еще одна проблема.

Пол хотел было рассказать Томасу о разговоре с Тамплтоном, но, поколебавшись, все же решил подождать. Сначала он хотел иметь минимум уверенности.

— У меня срочное дело, я вынужден вас покинуть, — объяснил он, а затем, повернувшись к Катрин, произнес: — Катрин, не забудь: завтра в восемь тридцать я жду тебя в здании суда. У нас будет время, чтобы выверить твои показания. Постарайся заснуть пораньше и хорошенько отдохнуть.

Он перевел взгляд на Томаса. Имеет ли он дело с порядочным психиатром или с человеком, который стремится лишь обвинить кого-нибудь в грязном преступлении? Ответа на этот страшный вопрос у него не было. Как обычно в подобных обстоятельствах, он счел, что решение, продиктованное разумом или интуицией, должно созреть; у него еще есть остаток дня и ночь, для того чтобы выработать линию поведения.

Он обернулся к Джулии и встретил взгляд ее больших синих глаз. Она едва улыбнулась.

— Мне кажется, я кое-что нашла, — загадочно произнесла она.

Но у прокурора уже не оставалось времени, чтобы играть в загадки.

— Поговорим об этом завтра… или ты можешь позже позвонить мне в офис, — добавил он и подмигнул, скорее по-дружески. — Мне в самом деле пора.