Рандеву с йети - Никита Велиханов

На берегу Волги их ждала, как ни странно, обычная лодка — приличных размеров дощаник, с уключинами и веслами, все как положено. Ом объяснил на астоме, что такого добра весной половодье каждый год несет в изобилии. И каждый год йети ловят пару лодок — на всякий случай — причем не моторных, а вот таких, гребных. Так привычней. В моторах они все равно ничего не понимают. А ближе к зиме оставляют их где-нибудь на берегу, повыше. Унесет по весне вода — ничего, другие будут. Не унесет — значит, напрягаться не надо. Обычно они плавают на тот берег своим ходом — так и быстрее, и проще. Но иногда нужно переправлять грузы. Например, ту же соль. Соляные озера есть только на левом берегу Волги, а несколько семей живут на правобережных островах. А одна — и вовсе в лесах между Волгой и Терешкой. Так что, хочешь не хочешь, приходится пользоваться человеческими приспособлениями.

Восьмерка йети осталась на берегу. В лодку сели только люди, Ленань и Ом. Гребли Виталий и Ом, по очереди. На самой середине реки пришлось остановиться и пропустить идущий по фарватеру, ближе к правому берегу, сухогруз. Ом на всякий случай включил астом, но это была чистой воды перестраховка. Ночью, на Волге — кто там будет к ним с борта присматриваться. Да, собственно, если даже и присмотрятся от скуки. Ну, сидят в лодке люди. Вышли в лунную ночь половить леща на кольцо. Ну, один из них в мохнатом полушубке. Не греет деда кровь, дрожат старые кости, вот и кутается как зимой. Опять же — комары через овчину не кусают.

Пропустив сухогруз, прижались к правому берегу — а вернее, к идущему вдоль берега длинному острову, и пошли по течению. Потом свернули в протоку. Водой идти было теперь выгоднее — дорогу Ом, конечно, нашел бы самую выгодную, но прежней скорости им в лесу, понятное дело, не видать. А другая команда йети, из местных, должна была их ждать только на том берегу, в лесу под Кошелями.

Потом был длинный залитый лунным светом пляж и на нем пять огромных, показавшихся Ирине такими родными фигур, и рядом — пять раскланивающихся седых копий. И моментальный взлет вверх по тридцатиметровому едва ли не отвесному склону, туда, где чернел лес. И снова — полет, на сей раз долгий, на полчаса, не меньше. А потом неглубокий брод через Терешку на окраине той самой деревни, которую в астоме Ом показывал Ахх-Ишке. (У Ирины в памяти всплыло название. Букатовка. Точно, Букатовка. Когда-то с родителями ездили сюда за грибами.) И пять фигур, оставшихся на левом берегу. И царский способ переправы — не замочив ног, верхом на кавалерах. Ленань на Виталии, Ирина на Оме.

На правом берегу нужно было прощаться. До шоссе оставалось метров триста, не больше. Виталий повернулся к Ленань, начал было что-то строить в астоме, потом махнул рукой и сказал:

— Послушай, может — с нами?

— Неет. С вами нне нель'ййа. Так буу'дет соссем ллоххо.

— Но Ахх-Ишке говорил…

— Ахх-Ишке тоййе нее ссе нна'йет.

— Ленань…

— Ви-али.

Ирина отвернулась, повисла на шее у Ома и чмокнула его в приплюснутый обезьяний нос, потом в щеку, а потом в широкие — почти что негритянские губы. И, едва дотянувшись, гладила, гладила его по голове.

— Спасибо тебе.

— Аа-ии-оо. И-иии-мааа.

И Ирина от души порадовалась, что Ольга, даже если бы сейчас здесь и была, не смогла бы понять всего, что говорилось в астоме.

* * *

8 августа 1999 года. Саратовская область. Вольский район. 06.23.

Машину они поймали — для столь раннего часа — на удивление быстро. Белая грузопассажирская «Газель» шла из Вольска в Саратов с каким-то мелкооптовым товаром, и водитель, уже успевший соскучиться на пустынной утренней трассе, с удовольствием подсадил не обремененную излишним багажом молодую парочку. А когда за любезность и за скорость ему сунули стодолларовую бумажку (других просто не было), он настолько очумел от счастья, что даже и трепаться перестал, а только жал и жал на газ, не заботясь уже ни о чем, кроме заказанного безумно расточительными пассажирами «с ветерком». При такой скорости до Саратова они должны были добраться максимум за полтора часа.

Самое сложное было вроде бы позади. Оставались только кое-какие мелочи: созвониться перед отъездом с местными коллегами, сделать им ручкой и слезно попросить, чтобы забрали из Сеславино стоящую там на приколе машину с аппаратурой. А аппаратуру — по возможности — переслали в Москву по такому-то адресу. Ирина поинтересовалась: а как же ГРАСовские фирменные секреты, плоды неуемного Ренатова творчества, навряд ли предназначенные для глаз саратовских чекистов.

— Не беспокойся, — ответил Виталий, — все схвачено. Ом послал к Ольге своих. А завтра наведается туда сам. Я объяснил ему, что представляет ценность, а что нет. Он отберет все необходимое и спрячет где-нибудь у себя в берлоге. А потом как-нибудь на досуге, ну, скажем, в свой очередной отпуск, ты сюда наведаешься и вывезешь Ренату на радость, а нам на утешение всех его железных друзей.

— О чем еще ты с ними договорился по дороге?

— Не столько я с ними, сколько они со мной. О неразглашении, как и следовало ожидать. Они нормальные — хотел сказать «люди», забавно, да? — и прекрасно понимают, что от нас потребуют отчета о проделанной работе. И что несмотря на отсутствие астоматических практик в порядке составления отчетности, отделаться банальным «искали-искали, ничего не нашли» у нас не получится.

— Ну и?

— Ну и придется отделять зерна от плевел. Свободу выбора — что говорить, а о чем молчать — они, в общем-то, предоставили нам, понимая, что более надежных гарантий требовать не имеет смысла. Раз уж они нас отпустили за здорово живешь. Так что придется нам с тобой помозговать — что давать на группу, что давать выше, и вообще — давать ли что-нибудь выше. Я так считаю, что делать этого не стоит. Нам, по большому счету, наши параллельные друзья спасли жизнь. И было бы свинством с нашей стороны подставлять их под конторские интересы.

Ирина покосилась на водилу. Но тот был занят, во-первых, дорогой, а, во-вторых, судя по тому, как у него шевелились губы, какими-то сложными финансовыми подсчетами, и на окружающую действительность не реагировал. А если бы даже и реагировал — мало ли о чем у его случайных и более чем щедрых попутчиков могла идти речь.

— Ладно, — сказала она. — Будет еще время поговорить. Что-то у меня глаза слипаются. Давай подремлем до города, а? Ночка сегодня была еще та. Спала себе спокойно, никого не трогала. И тут — на тебе — труба, гроза, свистать всех наверх, выходить с вещами поодиночке.

Договаривала последнюю фразу она уже с закрытыми глазами, проваливаясь в суматошную круговерть дорожного сна, которому не мешают ни тряска, ни кочки-колдобины, ни повороты, ни самые немыслимые положения спящих тел. Собственно, затухание тряски по кочкам-колдобинам ее и разбудило — как будто некие неведомые силы грубо нарушили условия игры.

Машина остановилась, тихо съехав на обочину шоссе. Ирина спросонья подумала было, что и шофер, глядя на спящих пассажиров, тоже заразился вирусом сна и решил немного покемарить, но тут же какая-то другая, трезвая и бдительная часть ее рассудка обратила внимание на странные цвета стоящих вдоль дороги деревьев. Астом. Это астом. Где-то глубоко-глубоко, в самом дальнем закоулке ее души начал раскручиваться тугой клубочек паники. Водитель, глядя прямо перед собой, сидел за рулем и спал с открытыми глазами. Через пятнадцать минут он проснется и поедет дальше. И даже не вспомнит, что к нему подсаживались двое странных пассажиров. А потом будет долго удивляться, откуда это у него в бардачке взялась стодолларовая купюра.