Шерловая искра - Кира Страйк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Флита, стой! — попыталась задержать её я. — Стой, это опасно!
Так поспешно, без понимания обстановки «бросаться на амбразуру», мне казалось совершенно опрометчивым шагом. А ну как этот бандит, что угнал карету вместе с нами, вооружён, а ну как пальнёт.
Однако, бесноватый кучер, хоть точно слышал, что мы уже подняли шум, а сбежать с такой скоростью невозможно даже теоретически, не обращая ни на что внимания, продолжал избивать коня, погоняя его вперёд. Всё это казалось настолько ненормальным, настолько не поддавалось никакой логике, что волосы встали дыбом. Я никак не могла понять, чего добивается похититель. То, что он проворачивает это преступление в одиночку, уже стало ясно.
Следом раздался какой-то странный хруст, добавив ситуации драматизма, дико заржал конь, и дормез встал колом.
Картина, которую мы застали, была ужасной. Лес сильно поредел, и даже одинокие скрюченные деревца расступились, открывая нашим глазам белое поле, освещённое двумя ночными светилами. Кое-где пространство укрывали небольшие клочки сугробов, между ними поблёскивал лёд. Трясина.
В доли секунды в памяти пролетела информация о том, что лесные болота не промерзают глубоко и прочно даже в самые лютые морозы. Причиной тому — торф, который является генератором тепла. Даже зимой торф выделяет тепло, прогревая пропитывающую его воду.
Именно поэтому на поверхности трясины не бывает монолитного льда! То, что обманчиво кажется твёрдым покровом — это ледяная субстанция из спрессованного снега и шуги. Еще и сам снег, укрывая всё это покрывалом, дополнительно создаёт эффект термоса.
Такая корка (она и хрустела под подковами лошади), будучи даже довольно толстой, может удержать вес человека, но однозначно провалится под тяжёлым конём, я уж молчу про гружёный дормез.
Упираясь всеми четырьмя копытами, у самой кромки болотины бился тяжеловоз, пытаясь пятиться назад, не смотря на все усилия человека, им управлявшего. Умная животина сопротивлялась изо всех сил, терпя жестокие удары, но не желая сгинуть в жуткой топи, куда его гнал… Соррос?
Лицо парня было совершенно бескровным и безумным. Осознав, что сдвинуть лошадь с места ему не удаётся, он слетел на землю и рванул ко взбесившемуся животному, чтобы…
— Он что, действительно собирается тащить его вручную за узду?! — переводя дыхание и начиная сомневаться уже и в собственной адекватности, подумала я.
А Флита, опередившая нас с Корой, уже успела схватить ненормального идиота за ворот шубы и с силой дёрнула, опрокидывая худое тело на землю. Только тощие ноги в воздухе дрыгнулись. Однако, верно говорят — сумасшедшие в моменты приступов обладают звериной силой. Справиться с Сорросом в одиночку тётке не удавалось — тот брыкался под ней, как будто в него демон вселился, и что-то тихо монотонно повторял, как заезженная пластинка.
Сзади подоспела Кора, мы навалились все втроём, но утихомирить парня удалось только ударом палки по башке. Это уже мелкая психанула и шарахнула от души — мамина дочь. Мощи пришибить насмерть у неё, конечно, не хватило, да и шапка смягчила момент столкновения головы с дубиной, но этот псих, наконец, безвольно обмяк в сугроб, а мы, вытирая пот и тяжело дыша, уставились друг на друга.
— Что это было? — для проформы спросила я, заведомо зная, что внятного ответа не найдётся ни у кого из присутствующих.
Как и ожидалось, девчонки, тяжело дыша, только неопределённо пожали плечами.
— Не знаю, ри, этот Соррос, конечно, с приветом, но никогда не проявлял злости. Тихий добрейший дурачок. — добавила старшая из помощниц.
— Разберёмся. — я глубоко вдохнула, медленно выдохнула, успокаивая колотящееся сердце, — Всё, девоньки, довольно рассиживаться. Кора, неси верёвку, будем вязать голубчика, пока не очнулся. Крепко ты его, однако.
— А что?.. Иначе мы бы его в жисть не забороли. — уверенно парировала девчонка.
— Однако… — я секунду поборолась с убеждением, что детям бить людей палками нехорошо, а взрослым поощрять подобные вещи ещё дурнее. Но сдалась под аргументом, что это действие было весьма своевременным и единственно убедительным, — Ладно, спасибо. Флита — попробуй распрячь коня и освободить от кареты. Надо его спасать, пока он там совсем не увяз. А что этот бормотал? — я кивком указала на распластанное тело.
— Да ерунду какую-то. Утопить карету, утопить карету…
«Тихого добрейшего дурачка» спеленали быстро и, бросив валяться, где лежал, вместе с девочкой пошли помогать Флите. У неё дело шло медленней. И вот тут мои нервы закончились. Бедное животное… Фу-у-уф… Конь едва держался на трясущихся ногах. Исполосованная кровавыми росчерками шкура подёргивалась крупной дрожью. Он бы, наверное, не дался в руки Флиты так легко, насмерть перепуганный ничем не обоснованной человеческой жестокостью, но… Тяжеловоз сперва тащил неподъёмную для него одного ношу по нехоженому лесу, а потом боролся со своим истязателем.
Готовый рухнуть от полной обессиленности, могучий исполин обречённо застыл в вязком месиве. А Флита, плача и что-то тихо, успокаивающе шепча, гладила породистую морду, отирая крупные градины, катившиеся из тёмных, наполненных страданием глаз животного.
— Мало я ему врезала! — громко всхлипнула Кора, подобрала кнут, чёрной змеёй извивавшийся в белом снегу, и с искажённым ненавистью лицом направилась к связанному.
Едва успела схватить её за рукав и развернуть к себе.
— Девочка, не надо. — заглянув ей в самую душу, с нажимом сказала я, заставляя себя разжать сведённые челюсти. — Он не виноват.
— Да как же?! — совсем разревелась она, — А кто? Как же так можно с божьей тварью?!
Тут спорить было сложно. Самой с трудом получалось сдерживать ярость — жуть, как хотелось придушить гадёныша, изуродовавшего невинную животину. Однако, карающую руку останавливала трезвая мысль не столько даже о повреждённом рассудке парня, не ведавшего, видимо, что творит, сколько очевидная, необъяснимая и очень резкая перемена в его характере. Всю жизнь вот так жил-жил, козявки не обидел, а тут раз — и в одержимого садиста превратился. Не сходится.
— Всё. — я обняла мелкую и прижала к себе, — Реветь и справедливость восстанавливать потом будем, когда своих найдём. А сейчас бегом матери помогать.
Вместе мы осторожно освободили коня и помогли выбраться на твёрдую поверхность. О том, чтобы заставлять измождённое животное тащить дормез обратно по оставленным следам, сами понимаете, даже мысли не возникало. Там и бросили свой уютный домик — на краю болота, предварительно убедившись, что он самую малость не докатился до опасного места, прочно стоит на земле и не утопнет до возвращения хозяев. В него же забросили связанного пленника, чтобы не околел на голом снегу, и побрели за подмогой.
Конь рядом тяжело переставлял подраненные ноги, и я ещё раз утвердилась в верности принятого решения — тащить с собой бессознательное тело Сорроса, взвалив его на изодранную спину коняги было бы верхом бесчеловечности.