Тайна черной жемчужины - Елена Басманова

Слезы раскаяния подступили к глазам младшей дочери профессора Муромцева.

– Стой! Стой! – закричала истошно она и даже приподнялась на сиденье. Извозчик остановил лошадку и обернулся. – Гони к Воронинским баням, дружок, и срочно. Во весь опор.

– Не ведено, барышня, – лениво протянул извозчик, оглядывая через плечо беспокойную пассажирку, – сказано – только на Васильевский.

– Да как же ты не понимаешь! – с жаром возразила Мура. – Мы туда и поедем. Только я забыла сообщить Карлу Иванычу одну важную вещь. Она поможет ему в поимке опасного преступника. Рафика. Откладывать нельзя.

– Рафика? – Извозчик передернул плечами. – Слыхал о таком. Бес, а не человек. Но вы-то откуда его знаете?

– Говорю тебе, езжай быстрее, не тяни. Может быть, еще успеем. Только дождемся выхода Карла Иваныча из бани – и сразу на Васильевский. Я даже из коляски вылезать не стану.

Извозчик отвернулся и задумался. А что, если барышня дело говорит, что если ему потом по ее жалобе нагоняй от Карла Иваныча последует?

Извозчик тронул кнутом лошадь, прикрикнул на нее и свернул налево. Мура поняла, что они держат путь к Воронинским баням.

Счет времени младшая дочь профессора Муромцева потеряла – дорога длилась не больше десяти-пятнадцати минут, но и этого ей хватило, чтобы оплакать погибшую библиотеку Аристотеля и погибшую надежду внести свой грандиозный вклад в развитие исторической науки.

Извозчик выбрал удобное для стоянки место – чуть наискосок от входа в бани, на противоположной стороне Фонарного переулка. Барышня сидела смирно и ждала следователя Вирхова. Рядом с ним стояло еще несколько пролеток.

Ждать пришлось не долго.

Из внезапно распахнувшихся дверей выскочил обнаженный мужчина – размахивая простыней, голый человек в два прыжка скатился с крылечка и помчался по тротуару, следом за ним бежал еще один голый человек – небольшого роста, с темной тряпкой в руках.

Неожиданное явление парализовало и Муру, и извозчика. «Неужели в бани пускают сумасшедших?» – подумала она и испугалась еще больше, потому что обнаженный безумец мчался к их коляске. За ним по пятам бежал его преследователь. Мура похолодела.

«Что же делать? Сейчас он вскочит в коляску и увезет меня в не известном направлении! А мама и папа даже не будут знать, где я! Неужели и я исчезну, как Брунгильда? Бедные родители»!

Неожиданно для самой себя она высунулась из-за своего укрытия и завопила в лицо сумасшедшего:

– Стой! Стрелять буду! Стой!

От внезапного окрика голый незнакомец резко притормозил, неведомая сила повела его назад, он замахал обеими руками, запутался ногами в своей простыне и еще немного – рухнул бы на спину. Но в этот момент его настиг обнаженный преследователь. Он ловко накинул темную тряпку, оказавшуюся пиджаком, на грудь беглеца, быстрым узлом связал сзади пиджачные рукава и, ловко подхватив концы простыни, стреножил свою добычу, полностью лишив ее возможности брыкаться.

Пойманный мужчина с ненавистью смотрел на Муру, а она, она узнала этого человека!

Впрочем, сцена длилась недолго. Бдительный Аркаша Рыбин, обнаружив непорядок в общественном месте, повернул свой трофей спиной к Муре, чтобы ее не смущал вид обнаженного тела. Перебирая босыми ступнями, примерзающими к холодным булыжникам улицы, Аркаша переводил глаза с пленника на входные двери, откуда к обнаженной парочке шествовал Карл Иванович Вирхов.

Муре хорошо было видно, как следователь высокомерно оглядел связанного, потом похлопал по голому плечу усмирителя сумасшедшего.

– Молодец, Аркаша, хвалю, – сказал он, – цены тебе нет. Может быть, медаль схлопочешь.

– Рад служить, ваше благородие, – стуча зубами, ответил уже замерзающий мужичок.

С двух сторон по Фонарному к живописной группе бежали городовые и дворники, привлеченные заливистым свистком банного сторожа.

– А это что такое? – Взгляд Вирхова обнаружил известного ему извозчика и подозрительно знакомую лошадь. – Ну-ка, ну-ка...

Он обошел стоящих на его пути Аркашу и незнакомца и направился к коляске.

– Так-так... вроде бы только что расстались, – бормотал он, подходя все ближе. – А кто ж у нас там прячется?

– Это я, – сказала виновато, показываясь из-за своего укрытия, Мура, – я только на минутку к вам заехала...

– Что такое? – Следователь обратил свирепый взор на обернувшегося извозчика. – Почему ослушался?

– Да барышня мне грозила: не вернемся, так повредим вашему следствию... – оправдывался извозчик. – Важные сведения везла...

– Важные? – Карл Иванович прожег Муру взглядом. – И какие же?

– Думаю, что-нибудь про Платончика достославнейшего или Аристотельчика святоприимненького, – послышалось из-за плеча следователя.

Вирхов оглянулся:

– А вы что здесь делаете, любезнейший? – Следователь покосился на карман пальто Пиляева. – Фунтика попарить пришли?

– Никак нет, уважаемый Карл Иваныч. Веду наблюденьице по своему методу. А Фунтика не ругайте, он и пользу приносит. Зашли мы здесь с ним в одну квартирку, небезынтереснейшую для вас, доложу вам по секрету. Проникли, можно сказать, с отмычечкой... Полюбопытствовать... Так Фунтик мои очень одним подоконничком заинтересовался, все пытался туда свой носик просунуть...

– Потом расскажешь... – хмуро прервал Вирхов и покосился на Муру. – Ничего не желаю слушать про беззаконные действия.

– А вы не слушайте, не слушайте, – согласился Пиляев, – лишь на усик мотайте – вдруг да сгодится... А я спешу откланяться и поздравить вас с победушкой... Барышню же не браните – если б пойманный вами негодяй увез ее, я бы уж проследил, будьте уверены... Засим остаюсь ваш покорнейший слуга...

Пиляев чопорно поклонился и в мгновение ока скрылся из виду. Вирхов вновь обратился к непокорной дочери профессора Муромцева:

– Так о каких сведениях вы забыли мне сообщить?

– Карл Иваныч, я нечаянно утаила от вас самое важное, забыла от волнения... Помните, когда мы говорили об Аристотеле...

– Да на кой черт мне сдался Аристотель! – буркнул Вирхов и уже решительнее и громче добавил:

– Извольте сию же минуту отправляться домой.

– Но книги из библиотеки Аристотеля...

– Ничего не хочу знать! Мне некогда! Мое почтение вашему батюшке и матушке, Полине Тихоновне и Климу Кирилловичу. – Вирхов обернулся к извозчику:

– Езжай, чего стоишь, оглох, что ли?

– Не браните его, Карл Иваныч, он добрый. Просто испугался.

– Пугливые все стали, – ворчал, удаляясь, Вирхов, – и чего только пугаются.

– Как чего, господин Вирхов? – услышал он девичий крик из отъезжающей коляски. – Этого голого сумасшедшего, убийцы Глеба Тугарина!