Поверженный демон Врубеля - Екатерина Лесина

– Мы договорились, что я познакомлюсь с художником… алкоголик в завязке. Что алкоголик, это по лицу было видно, – Леонид прикрыл глаза. – А про то, что в завязке, сам сказал. Но для творческих людей пьянство – это норма… или близко к норме. Как бы там ни было, но мы нашли общий язык. Отобрали полотна. Центральным должна была стать копия врубелевского «Демона»… на этом настаивала Ольга. Я не скажу, что картина оказалась плохой, но… я бы выбрал что-то менее претенциозное, однако Ольга была непреклонна. Меня это ее упрямство очень удивило. А Иван потом обмолвился, что картину заказала она. Более того, ее «Демон» стал условием выставки… и это было по меньшей мере странно.

Леонид замолчал.

– Дальше, – не то попросил, не то потребовал Стас.

– Дальше… выставка не состоялась. Вы, верно, знаете, что Иван погиб. Не скажу, что мне было жаль, но Ольга… она позвонила утром, рано… еще, кажется, не рассвело даже. И сказала, что Иван погиб, а значит, смысла нет… это был неправильный «Демон».

– Что?

Леонид лишь развел руками.

– Я не истолкую, что она имела в виду. Я лишь повторяю слова. Это был неправильный демон. Так она сказала. И добавила, что будет искать. А спустя год появилась с парнишкой. Кажется, его звали Егором… точно, Егором… она называла его Гошенькой… и вновь договорилась о выставке. Знаете, тогда я почти уверился, что она одержима. Выставка… снова «Демон». Их картины были разными… это не копия, неправильно было назвать это копией. Скорее новый взгляд на старое… и тогда я заметил, что у демона – лицо Ольги. Было жутковато…

– Вы согласились?

– Почему нет? У парня имелся талант. Я собирался купить пару-тройку картин, думаю, в будущем они бы поднялись в цене… да и людям знающим присоветовал бы, но… увы, парень решил с крыши прыгнуть. Оказывается, наркоманом был.

Леонид попытался изобразить удивление, но получилось плохо.

– Ольга тогда снова позвонила мне… и была в слезах, в истерике почти… просила приехать. И я поехал, хотя, видит бог, больше всего мне хотелось послать сестрицу подальше. Если бы вы видели, во что превратился ее дом… она собирала копии этой треклятой картины… не дом, а храм для демона. Мне самому жутко стало. Ольга же металась. Кричала, что она правильно все сделала, что он не должен был умереть… но демон до него добрался. Представляете? Потом плакала навзрыд. Тогда-то я и понял, что с ней не все, мягко говоря, в порядке. С головой, я имею в виду.

Он замолчал и молчал, пожалуй, слишком долго, точно самим этим молчанием проверял на прочность Стасовы нервы. А может, не специально так получилось?

Главное, нервы выдержали.

– Она впала в депрессию, постоянно звонила, то проклинала меня, то умоляла приехать. Господи, а я столько лет прожил спокойно, и тут, пожалуйста.

– Почему вы ее просто…

– Не послал, куда подальше? Все-таки сестра… родной человек.

В такое вот родство Стас не верил.

– И да, она была богата. От мужа осталось приличное по нашим меркам наследство. Вот только тратила его Ольга бездумно. То в ней вдруг просыпалась жажда творить добро, и тогда она искала кого-то, чтобы облагодетельствовать, наведывалась в приюты, привозила машины подарков. Выписывала чеки, порой совершеннейшим мошенникам. То вдруг забывала про благотворительность и ударялась в веру. Ходила по церквям, посты блюла… потчевала меня нотациями. Как-то даже паломничество совершила. А потом возвращалась к светской жизни. Носилась по магазинам, скупала все, что видела… или вот экстрасенсы. Уверилась, что на ней лежит прабабкино проклятье…

– Какое?

– Господи… да откуда я знаю какое? Вроде бы ее прабабка или прапрабабка, я, признаюсь, не сильно вникал, сгубила Врубеля. Была его не то возлюбленной, не то любовницей, а потом бросила, и он сошел с ума.

Сейчас Леонид лгал.

Лгать он, наверное, умел, потому как сам почти верил собственному вранью. Выдавал взгляд. Прямой. Слишком уж честный. И пальцы беспокойные, которые то губ касались, то подбородка. И вновь губ, будто он опасался лишнее слово произнести.

– Она верила, что именно ее прабабка выпустила демона. А Ольгина задача – вернуть его… в преисподнюю? Не знаю. Главное, она должна найти художника, который повторит ту картину. Не бред ли?

– Бред, – осторожно согласился Стас. Вот он врать не умел, но, кажется, Леонид очень хотел, чтобы ему поверили. И Стасово согласие воспринял правильно.

– Конечно, бред… и я ей говорил… хорошего врача нашел… он и установил, что у Ольги – маниакально-депрессивный психоз. Тяжелое детство, наркотики… вы ведь знаете, что она в свое время баловалась? Но сумела не подсесть. Однако на разуме сказалось. Плюс к этому прошлое ее бурное… небось навидалась, пока проституткой работала.

Он говорил об этом спокойно и даже с удовольствием, радуясь, что вываливает на Стаса вот эти факты чужой жизни.

– Вот и наложилось одно на другое… чувство вины… она считала, что виновата в маминой смерти… и еще в чем-то… главное, Ольга уверилась, что, только получив свою картину, станет счастливой. Клянусь, я и не думал, что она опасна! Да, есть люди одержимые, но меня уверили, что Ольга контролирует себя…

Леонид нервно расхаживал по комнате. И неугомонные пальцы его теперь теребили галстук.

– Она успокоилась… стала почти нормальной… то есть я предположил, что нормальной… мы виделись изредка. Такие, знаете ли, ни к чему не обязывающие встречи… в кафе… в ресторане… чай, разговоры об искусстве. Наверное, это наследственное, но она удивительно тонко чувствовала картины. Я ее даже несколько раз приглашал, когда сомневался. Это было сродни дружбе, как если бы и вправду у меня появилась сестра. И тут однажды она говорит, что встретила одного замечательного парня. Он гений. Представляете?

Встретила.

Гений.

Ни хрена Стас в искусстве не понимает. И был ли Мишка гением? Не ему, черствому, напрочь лишенному вкуса и понимания, решать. Для него Мишка прежде всего был братом. Младшим.

Потерянным.

– И я тогда… не скажу, что появилось предчувствие беды… скорее уж сам ее вид, такой… взбудораженный, возбужденный, меня насторожил. Я попробовал осторожно сказать, что распланировал работу галереи на месяцы. Но Ольга никогда не умела слушать. Во всяком случае, не хотела слушать. Она требовала, чтобы я взглянул на Мишины работы… и я взглянул. В том числе на демона. Знаете… ваш брат был одарен…

– Погодите, – Стас прервал словесный поток. Одаренность ныне, как ни странно, отношения к делу не имеет. Приятно, конечно, слышать, да только Стасу иное интересно. – Она устраивала выставки тем, которые были до Мишки, но с Мишкой…

– Деньги закончились, – развел руками Леонид. – Уж простите, я знал, что она находится в несколько, как бы это выразиться, затруднительных обстоятельствах. И потому, грешным делом, решил, что, если проявлю принципиальность… потребую оплаты… это заставит Ольгу отступить.