Поверженный демон Врубеля - Екатерина Лесина

– Я вызову охрану! – Медсестра потянулась к красной кнопке.

– А я – полицию, – вступил в беседу Стас. И Людмила выдохнула: теперь точно получится. Она не знала, откуда взялась эта уверенность, но Стас всегда своего добивался. – Пускай тряхнут это ваше гнездышко… чего-нибудь да найдут. Что-нибудь всегда находят… если и не с первого раза, то со второго… к примеру, Ольга Николаевна отойдет, подаст жалобу… или не она…

– В-вы…

Рука замерла у кнопки.

– И главное, – доверительно произнес Стас, – мы постараемся довести до главврача, кто стал причиной этаких его неприятностей. Полагаю, он не в курсе? Конечно нет. Ему клиника дорога, репутация, опять же… а если пойдут слухи, что вы пациентов травите, то конец делу… что он с вами и вашим приятелем сделает? В лучшем случае вышвырнет с волчьим билетом.

Медсестра побледнела.

– Так что, дорогая, у тебя есть выбор. Помочь Ольге Николаевне собраться… или и дальше играть в героиню… а если ты толком скажешь, кто и что с ней сделал…

– Понятия не имею, о чем вы говорите. – Лицо женщины окаменело. Решение она явно приняла, но каяться не станет. И правильно. Теории – это лишь теории, а вот чистосердечное признание – дело совсем иное. – Убирайтесь. Я принесу одежду. А ваша знакомая просто ненормальная. Такой мысли вы не допускали?

Стас так очень допускал. Но не признаваться же в этом!

Одежду принесли быстро.

И Людмиле пришлось практически одевать Ольгу, которая стала вялой, безучастной. Она сидела на кровати, уставившись в одну точку, и улыбалась.

Она позволила взять себя за руку.

И вывести в коридор. Шла очень медленно, точно во сне.

– Она вообще нормальная? – не выдержал Стас.

Ольгу усадили на заднее сиденье и ремнем безопасности пристегнули. Она не возражала. Не женщина – кукла.

– У моего демона, – тихо произнесла она, – семь ликов. И пятый из них – печаль…

Стас вздрогнул.

Стас знал, что безумие может быть разным.

Не то чтобы в клиниках доводилось бывать, скорее уж это знание было из разряда бытового. Но при виде Ольги не возникало и малейших сомнений в том, что она безумна.

Нормальные люди себя так не ведут.

Не сидят ровнехонько, сложив руки на коленях.

Не смотрят сквозь тебя. И притом что во взгляде мелькает что-то такое, стеклянное.

Не улыбаются счастливо без малейшего на то повода.

– Ее накачали, – Людмила, впрочем, имела собственное мнение. Она то и дело оборачивалась, проверяя, на месте ли Ольга. Будто той было куда деваться из машины.

– Она самоубивалась…

– И что? – Людмила отвернулась от Стаса. Обиделась, что ли? Поводов для обиды у нее не было. – Самоубийство – это далеко не всегда признак ненормальности. Да, раньше считали, что если человек на себя руки наложил, то это значит, что он сошел с ума.

– Не так, что ли? – Стас не соглашался исключительно из принципа. И еще потому, что если согласиться, то Людмила замолчит. А ехать в полной тишине да с явно ненормальною девицей на заднем сиденье было как-то… неприятно. Лезло в голову всякое… недоброе… про психов и ножи.

Хотя ножа при ней точно не было.

– Не так. В христианской культуре самоубийство считается смертным грехом. И настолько тяжелым, что отмолить его невозможно. Самоубийц не отпевают. Не хоронят на освященной земле. За них не молятся… но в той же японской культуре отношение совершенно иное…

– Лекцию читаешь?

– Читаю, – согласилась Людмила. – Или ты против?

– Я исключительно «за». Значит, она у нас из православия перешла в японскую культуру?

– Нет… не знаю… смотри, с одной стороны, Ольга была при церкви. Помогала ей. И в то же время не уверена, что она являлась настолько верующим человеком, чтобы сама мысль о самоубийстве была табу. С другой стороны… мы любим себя, Стас.

– Неожиданный поворот.

– Что?

– Это я так, для поддержания беседы.

Людмила кивнула и продолжила:

– Смотри. Людям свойственен инстинкт самосохранения. Он настолько силен, что мы физически не способны причинить себе боль… а вот самоубийство – это осознанный шаг, когда человек переступает через все инстинкты разом. И как правило, для этого нужен мощнейший стимул. Не биологического, социального свойства… к примеру, чувство долга. Или безысходности, когда самоубийство кажется единственным выходом. Депрессия… впрочем, это почти та же безысходность. Страх. Отчаяние.

– И что у нее?

– Не знаю, – Людмила сцепила пальцы рук. – Подозреваю, что ничего… то есть по ощущениям… я не специалист в психологии, но смотри, с чего ей совершать самоубийство? Она молода. Красива. Богата. Имеет, пожалуй, если не все, то многое из того, о чем мечтает большинство.

Стас хмыкнул и оглянулся.

Счастливой Ольга, молодая, красивая и богатая, не выглядела. Точнее, выглядела, но счастье это было столь явно синтетического свойства, что истинно счастьем назвать его язык не поворачивался.

Таблетки…

Стаса аж передернуло, стоило представить себя на Ольгином месте.

– К слову, суициду, как правило, подвержены мужчины. И депрессиям. И вообще девиантным состояниям. У женщин психика куда крепче.

– Ну да, – Стас припарковал машину на стоянке. – Только вот у нашей красавицы в анамнезе подпольный аборт, бесплодие, бурная молодость, о которой могли прознать. И еще три трупа…

– Три, – кивнула Людмила. – Но тогда почему она не пыталась свести счеты с жизнью раньше? Допустим, после первой смерти…

– Решила, что Пряхин и вправду отравился паленой водкой. Алкоголиком ведь был.

– А Егор?

– Наркоман клинический. И с крыши он сам шагнул, этому свидетели имеются. Два случая – совпадение. А вот три – это уже закономерность. Но предлагаю дождаться, когда наша красавица придет в сознание. Я заодно Ваньке позвоню. Пусть побеседует с добрым доктором, который ее накачал.

– Бессмысленно, – Людмила выбралась из машины. – Он будет полным идиотом, если признается, что сделал это специально. Будет настаивать на глубокой душевной травме. Депрессии и так далее… и на побочке… антидепрессанты, вообще психотропные вещества, крайне специфические лекарства. Одних успокаивают, на других тот же препарат не подействует вообще. А третьих сделает гипервозбудимыми… доказать, что ей намеренно дали слишком высокую дозу, не выйдет. Он не враг себе, чтобы признаваться…

– А она…

– Даже если напишет жалобу, не поможет. Во-первых, всерьез человека с дестабилизированной психикой не воспримут, во-вторых… Стас, ты же взрослый мальчик, сам понимаешь, что своих не сдают. Отпишутся, и только.