Государство Сократа - Андрей Сандаковский

– Возможно убийство во имя добра. Убийство врага – это добродетель. Я знаю, что за убийство я понесу заслуженное наказание. Я к этому готов. Кстати, об испытаниях. Помнишь, ты спросил, было ли у меня задание после докимасии? Я тебе не ответил, но задание было. Сможешь сейчас угадать – какое?

– Я не бабка-гадалка, говори, как есть, – устало отмахнулся Андрей.

– Моим одиннадцатым заданием было найти среди родных, друзей или знакомых того, кто может причинить вред нашему обществу. Поэтому ты – мое задание!

«Вот он какой – современный Павлик Морозов!» – поставил про себя диагноз Андрей.

– Ах, так вот все из-за чего! – завелась Анна. – Ты выполняешь задания. Ты на них помешан. Не кажется ли тебе, что из-за этого ты стал пристрастен, необъективен? Не смог найти никого подходящего и выбрал себе жертвой Клауса. Я тебе не дам его в обиду. Все! Дождемся родителей, поди прочь отсюда!

Анна кинулась на него, пытаясь выхватить оружие. Через несколько секунд напряженной борьбы Генрих понял, что сестра от него не отстанет. Поэтому он болевым приемом заломил ей руку и толкнул на кровать. Пока она поднималась, готовясь к новой атаке, у него были лишь секунды. Генрих навел пистолет на Клауса и выстрелил. Пуля пробила грудь мальчика навылет, окрасив стену позади него в алый цвет. Анна вскрикнула и медленно осела с кровати на пол, глядя на мертвого Клауса стеклянными от ужаса глазами. Генрих подошел к бездыханному телу, пощупал пульс и сказал:

– Готов. Теперь можно вызывать полицию.

После прозвучавшего выстрела сознание Андрея выключилось. Но вот сквозь веки стал сочиться свет, сначала слабый, а потом все сильнее и сильнее. Наконец он стал настолько ярким, что начал больно резать глаза, хотя они были закрыты. «Вот и свет тоннеля в потусторонний мир, – подумал он, – надо же, а я в это не верил». Он открыл глаза и привстал. Это бил свет из окна, яркий солнечный свет. Андрей лежал на кровати Клауса. В хорошо известной ему комнате.

– Фу-ты ну-ты, – облегченно вздохнул Андрей, – это был всего лишь сон. Надо же присниться такому. Генрих с пистолетом, клочок моего рисунка. Но сон может быть вещим, надо поаккуратнее со старшим братцем.

Тут в дверь постучали.

– Да, да, входите, входите, дверь не заперта, – радушно пригласил Клаус.

В комнату вошел Генрих с пистолетом наперевес. «Дежавю какое-то, что за напасть?» – успел подумать Андрей. Старший брат навел на него ствол и со словами: «Умри, московский шпион!» – выстрелил почти в упор.

Опять пустота, и опять забрезжил свет. Но не такой яркий, как в первый раз. Андрей открыл глаза. Он сидел в комнате Клауса на стульчике за компьютером.

– Что за сны мне стали сниться ненормальные? – возмутился он. – Наверное, в шахматы перезанимался.

Было девять часов утра. Помнится, должна была быть суббота. Вчера он победил Яна в шахматы. Клаус вышел из комнаты в коридор, чтобы осмотреться. И тут он обратил внимание, что пол в коридоре на такой, как обычно, а выложен из цветных напольных плиток синего и красного цветов. Здесь явно что-то было не так. Он еще раз присмотрелся к полу и увидел не цветные, а прозрачные плитки. Сквозь них был виден первый этаж.

– Я все еще во сне. Надо просыпаться скорее.

Видение исчезло, он опять увидел свет сквозь веки. Разлепил глаза. Перед ним стояла улыбающаяся Наташа, его супруга.

– Вставай, в школу опоздаешь, скоро первый урок.

– Погоди, Наташ, какая школа? Или я что, устроился учителем? – Андрей спустил ноги с кровати на пол и осмотрелся. Он был в комнате Генриха, в его спартанской обстановке, на кровати без подушек. Это явно был сон, потому что Наташа не могла быть в доме Вальтеров. И это уже раздражало. Так можно спутать сон с реальностью. Надо было как можно скорее освободиться из тенет бога Гипноса.

Опять затмение, потом свет. Андрей открыл глаза, подозрительно озираясь и повсюду ища подвох. Дверь с шумом распахнулась и вбежала Машенька.

– Клаус, вставай, вставай, лежебока. Уже десять утра, хватит спать!

– Встаю, уже встаю, – Клаус откинул одеяло, – что-нибудь случилось? Мы куда-то собираемся?

– Конечно, собираемся! На тот свет собираемся! Там Генрих внизу бегает с пистолетом и кричит, что всех поубивает, что все мы русские шпионы!

– О нет! Сколько можно! – Андрею казалось, что он кричит во всю глотку, что есть мочи. Но на самом деле он лишь мычал, не в силах разлепить губы.

– Любимый, ты очнулся! Как ты? Глаза открыть можешь? – услышал он до боли знакомый нежный голос.

– О, значит, я вовремя зашел! – послышался другой, мужской голос. – Андрей Александрович, вы очнулись?

Андрей поднял веки и огляделся. Он лежал на больничной койке. Рядом сидела его жена Наташа, а у изножья кровати прохаживался Доброхотов – клиент, из-за судебного дела которого Андрей и оказался на больничной койке.

– Ох, как мы за тебя переживали, – Наташа провела нежной ручкой ему по лбу, – ты так долго не приходил в себя. Целых два дня.

– Два дня??? Я был без сознания два дня? – тихо пролепетал Андрей.

– Да, целых два дня! – пробасил Доброхотов зычным голосом. – Это тебе, конечно, покажется слишком долгим. Но нам-то каково было! Нам вообще показалось, что целая вечность прошла.

– Я думал, что прошло не менее двух месяцев, – сам себе под нос прошептал Андрей.

– Два месяца! Вот шутник! – Доброхотов был в отличном расположении духа. – Это хорошо, значит, быстро на поправку идешь. Давай, оклемаешься, мы этому Ноздреву устроим баню. Я уже все придумал, как мы с ним поступим. Ладно, не буду вам мешать. Вот тебе задание – чтобы к концу недели был на ногах как штык!

Доброхотов вышел из палаты. Наташа была вся в слезах. Андрею хотелось думать, что это слезы счастья оттого, что он пришел в себя. Она ему без устали шептала, как они за него волновались, как она двое суток напролет сидела у его изголовья, чтобы следить за капельницами и приборами. Медсестре, нанятой Доброхотовым, она этого доверить не могла.

Андрей лежал, и широкая улыбка расползалась по его лицу. Он думал о том, как хорошо дома, как хорошо быть живым и рядом с семьей, с любимой Наташенькой. Только один неразрешенный вопрос мучил его:

«Неужели все это время, два с лишним месяца, которые он помнит от первой до последней минуты, проведенные в государстве Сократа, были просто сном?!»