Смерть умеет улыбаться - Ника Шахова

Что касается Былинского, то на радостях он хотел оплатить мне больничный. Мне! Оплатить!

Обуреваемая непомерным фамильным достоинством, я вскинула голову и гордо отказалась. Блин, а над тетей подсмеивалась. Нет, это не я, это гены, они виноваты, да я и голову так вскидывать не умею. Это точно не я.

Выслушав отказ, Былинский ловко схватил мою руку и долго держал ее, впав в странное, пугающее оцепенение. Я успела трижды вспотеть, а рука затекла. Ексель. Может, заснул? Э, парень, отцепись, пожалуйста.

Учитель очнулся, открыл замутненный глаз, подернутый пугающей белесой поволокой, и глухо изрек, вращая вытаращенным бельмом:

- Здесь я, Лахезис. Слушай мое пророчество и запоминай. За четыре ближайших дня ты поймешь, что нельзя тянуть с благодарностью, преступишь закон, решишь попробовать еще раз и разбогатеешь. Когда исполнится это предсказание, ты должна тридцать раз прочитать любую молитву, в полночь закопать в землю монетку и простить того, кого считаешь виноватым.

Сказав это, Былинский как ни в чем ни бывало сморгнул поволоку, открыл второй глаз и молча вышел за порог.

Бред. Что за бред.

...Ну что еще? Подземелье завалили камнями и закрыли железными решетками, опасаясь проникновения вездесущих мальчишек. Жаль, мне бы хотелось еще раз пройтись по тоннелю, но уже с фонариком в руках.

Честно говоря, я заскучала, у меня возникло ощущение, что коварное время опять увязло. Пришлось активно заняться йогой. Очень помогает. Но если бы не Натка, которая заходила каждый день, я бы скисла вместе с йогой.

Пытаясь меня расшевелить, подруга подарила кулон - крохотное зеркальце в тонкой золотой оправе. Не поленилась, однако, съездила в Москву и заказала цацку у знакомого ювелира. И как после этого не простить ей лопатку? Не простить не возможно. А еще она подарила мне дубликат персонального дела, которое завели на меня Ванда с Гоутом. Его среди прочих обнаружил Кшысь, когда просматривал акропольский архив, подсуетился и сделал копию, а оригинал честно передал следователю вместе с другими бумагами.

Из своего персонального дела я узнала, что я дважды разведена. Не правда ваша. Я разведена по жизни. А дальше... так, это пропускаем... это тоже мелочи... А вот это стоит внимания. Цитирую: "ее слабое место - мужчины". Считаю, они мне польстили. К сожалению, у меня давно нет слабых мест. С тех самых пор, как я развелась в последний раз. К обратной стороне картонки была приклеена фотография, где я в фиолетовом брючном костюме со съехавшей набекрень шляпой и перекошенной физиономией. А! Так то была не молния, а вспышка фотоаппарата. Н-да, серьезные ребята попались, въедливые.

Их бы дотошность да в мирных целях.

Не случилось...

Однажды, проходя мимо гостиной, я услышала голос подруги и остановилась, прислушиваясь.

- Туз червей - это родной дом. Десятка - интерес. Если она лежит так, то означает ваш интерес... А если вот так... то интерес к вам. Но обозначение карт - не главное. Важна их сочетаемость и взаимное влияние.

Однако и это, вы уж меня простите, для профанов. Настоящий профессионал работает исключительно с интуитивными потоками...

Я заглянула в комнату. Тетушка с Наткой склонились над разложенными на ломберном столике картами. В углу, на стуле, ерзал Николаша. Поддельный Людовик выл и стенал под ним совсем не по-королевски, но женщины углубились в карточные перипетии, что, безусловно, важнее страданий Людовика, тем более поддельного.

- Ну наконец-то проснулась, - увидев меня, сказала Натка, закутанная с ног до головы в кусок мятой материи и увенчанная пестрым тюрбаном, вышитым бисером и блестками.

- А что это ты такая бледная? - вдруг, очнувшись, поинтересовалась тетя у Натки.

- Токсикоз, - просто ответила та.

- Поздравляю, - заулыбалась тетушка, рискованно колыхнув бюстом.

- Ну подруга, ну даешь! - воскликнула я, - И молчала! А я-то думала, что про "чуть не родила" ты ляпнула для красного словца.

- Да ляпать-то пока не о чем, - сказала подруга, удовлетворенно поглаживая плоский живот, - Я сама недавно узнала.

Мне показалось, что жизнь сдвинулась с мертвой точки. Теперь, я уверена, все у всех будет в порядке.

* * *

Отпуск подходил к концу, и я засобиралась домой, в Москву.

В Москву! В Москву!

Накануне моего отъезда забежала Натка, чтобы попрощаться. Увидев праздно тусующегося во дворе Андрея, она спросила:

- Оу, так у тебя новый роман? Поздравляю...

- Да нет. Ты же видишь...

- Вижу, - улыбнулась подруга, - Красавчик. Если хочешь знать мое мнение - одобряю.

- Вот именно - красавчик, - недовольно буркнула я, - С такими забот невпроворот: то пылинки с них сдуй, то протри влажной фланелевой тряпочкой, то натри благовониями, то следи, чтобы не увели из-под самого носа. А я категорически не умею этого делать. От меня и обычные мужики сбегают... - прав Павлик, чего скрывать, прав! - не то что красавцы...

- Не преувеличивай, подружка. Не настолько он и хорош. Мой Николаша, к примеру, - лучше, но спокойно обходится без благовоний и тряпочки. Не сомневайся, я еще погуляю на твоей свадьбе, так погуляю... - она мечтательно прикрыла глаза, - Не забудь купить безалкогольное шампанское - я пью полусладкое - и соленые огурцы. И не тяни резину, дорогая, а то - знаю я тебя - дождешься, что я рожу прямо на твоей свадьбе, между вторым и третьим тостом.

В комнату вошел Макс. Заметив, что мы смотрим в окно, глянул тоже.

- Он что, поселился у нас? - осведомился кузен.

- А тебе что? - спросила я его, - Его уматерила наша Нюся.

- Слушай, сестренка, не пудри мне мозги. Выкладывай, это у вас серьезно?

- Макс, ты - олух царя небесного. Может, это и серьезно, да только не у нас.

Натка с Максом лукаво переглянусь. Ну их. Пойду попрощаюсь с садом.

Не успела я выйти, как напоролась на Нюсю.

- Ника, - окликнула она.

- Да?

Я вспомнила, что она давно хотела поговорить со мной, но все как-то недосуг было - то одно, то другое, то третье.

- Да, Нюсечка, я слушаю тебя.

- Я хотела сказать, что ухожу, - она не юлила, не уворачивалась и не отводила глаза, как у нее это принято.

- Не поняла, - растерялась я.

Я на самом деле не поняла.

- Мне надо уехать.

- Куда, Нюся, зачем, почему? - недоумевала я.

- Я списалась с Богоявленским монастырем, - заявила старушка, - И они готовы принять меня. Вот закончится следствие - и в путь, к ногам господа нашего. Прости меня, девочка, - добавила она тихо, смахивая набежавшую слезу накрахмаленным передником, - Если что не так. Поверь, вы мне как родные, я буду молиться за вас.