Желать невозможного - Екатерина Островская

– И ты тоже…

Берманов замолчал. Потом вздохнул:

– Что за работа, блин! Брошу я ее к чертовой матери.

– Отмойся сперва, – напомнил ему Сергей.

– Я группу захвата вызвал: сейчас подъедут. А я, как назло, наручники дома оставил.

– Что с заложниками? – спросил Олег, волнуясь от нехорошего предчувствия.

– Да ничего, все живы и здоровы, – ответил Берманов и показал на Менжинского. – Этот гад обменял их на деньги и отправил на квартиру Ильи Евсеевича на Шпалерную. Они там сейчас. С ними врачи и психологи разные. Но выглядят вроде хорошо. А вот я должен был выглядеть плохо, потому что деньги из моих рук собирался забрать Алиходжаев, чтобы заодно и меня грохнуть. Это выглядело бы так, будто похитители между собой поссорились из-за добычи. Потом бы Менжинский заявил, что именно я организовал похищение, потом вышел на него и приказал передачу денег осуществить в принадлежащем мне ресторане. Но я тоже не дурак: весь район был оцеплен, и похитителей взяли, когда они попытались смыться. Только вот Алиходжаев ушел.

Рассказывая, Берманов из коробки с медикаментами достал бинты и жгут, начал связывать лежащего без сознания Менжинского. Тихо плакала Соня. Иванов подошел к Флярковскому и увидел, что тот мертв. Олег наклонился и взял на руки забившегося под бильярдный стол Кубика. И только тогда вспомнил.

– Послушай, Серега, – обратился он к другу, – ты у меня дома оставил такой диктофончик маленький, чтобы мы с Кристиной его к телефонной трубке подключили. Так я его к Кубику на ошейник насадил, когда сюда отправлялся. Когда в дом вошел, включил. Наверное, все записалось. Как ты думаешь?

Войдя во двор, Олег и Настя встретили участкового Воропаева, который в задумчивости смотрел на присыпанную снежком детскую площадку.

– О! – воскликнул от неожиданности участковый. – Кого я вижу! Где это вы пропадали? А то как из больницы вышел, не видел вас ни разу. По вечерам окна в квартире горят, а самих вас нету нигде.

– Мы месяц в Москве были, – объяснила Настя. – Олег в Центральной клинической больнице стажировался, а я разбиралась с делами фирмы. Да и ребенка хотели родной бабушке показать. Дина Александровна после гибели сыновей сильно сдала, а тут радость такая для нее. Она все от Олежки отойти не могла и с моей дочкой возилась, как с куклой.

– Да-а, перемены у вас, – произнес Воропаев, расправляя плечи.

– Так и вас, кажется, можно поздравить, – сказал Олег, взглянув на погоны участкового, – капитана получили.

– Это да. Медалью еще наградили, – скромно признался Воропаев.

Он расстегнул куртку и продемонстрировал награду.

– Жена хочет, чтобы я поносил ее немного. Теперь она меня шибко уважает. А с будущей недели у вас теперь новый участковый, а я в районное управление старшим опером ухожу. Ценят, значит. А кто все-таки в вашей квартире сейчас?

– Подруга живет, а мы в новую перебрались.

– Светленькая? – поинтересовался Воропаев. – В смысле, подруга?

– Светлая, – подтвердила Настя. – Да и новая наша квартира не темная. Просторная – детям есть где поиграть и побегать.

– А не та ли это девушка, что с художником ходит? Вот только что они прошли к нему.

– Она и есть, – подтвердила Настя, – мы к ним как раз идем. Хотите, вместе поднимемся?

Воропаев задумался и отказался.

– Не могу, я же на службе. С подведомственной территорией прощаюсь. И к тому же я теперь ни-ни – даже пива. Вот видите, сколько перемен за три месяца случилось. Ой, – вспомнил участковый, – я же ту женщину, которая показания против вас в суде давала, встретил. Ага, прямо в магазине. Она теперь торговым представителем трудится, мотается по городу, проверяет, сколько стирального порошка продано. Сначала меня будто бы не узнала, а потом так насела, что я еле отбился. Рассказывала, что ее уволили из органов опеки, и все интересовалась, женат ли я.

– Да бог с ней, – сказал Иванов.

– И я того же мнения, – согласился Воропаев.

Дверь в мастерскую была не заперта. Соня сидела в кресле, позируя Алексею.

– Это какой уже по счету портрет будет? – удивился Иванов.

– Двенадцатый, – улыбнулась Соня, – но все разные.

– Действительно, – подтвердила Настя, глядя на стены, – зато по ним можно увидеть, как меняется человек.

Соня смутилась, и Олег перевел разговор.

– Что же ты, Соня, не сообщила, что у тебя концерт в Москве? Мы бы пришли.

– Это был не концерт, а обычное выступление в клубе. Я в спешке программу из своих песен составила. Пару раз в Питере выступила, а потом в Москву меня пригласили. Программа сырая, и я не хотела опозориться.

– Мы самые преданные твои поклонники, – заверил Олег, – пришли бы обязательно. А так пришлось на концерте «Аэросмита» скучать.

– Скучать? – удивилась Соня. – А в тот клуб, где я выступала, как раз весь состав «Аэросмита» приходил. Потом они меня за свой столик позвали, а Стив Тайлер сказал, что я – очень хорошая блюзовая исполнительница. Он якобы даже представить себе не мог, что в России кто-то может вот так…

– Тайлер ее будущим летом на рок-фестиваль в Штаты пригласил и с гастролями обещал посодействовать, – напомнил Алексей. – Сказал, что сам будет ее продюсером. Только попросил песни на английский перевести. Теперь мы днями и ночами язык учим.

Соня опять смутилась:

– А вы детей дома одних оставили?

– Нет, – ответила Настя. – Мы из Москвы приехали с друзьями, которые решили в Питер перебраться. Мы для них квартиру в нашем доме подобрали. У них тоже дочка, Олежек их знает хорошо.

– Как здорово, – обрадовалась Соня, – столько друзей в одном доме! Ваша семья, потом Васечкины, потом из Москвы…

– Так давайте и вы перебирайтесь, – предложил Иванов, – квартиры свободные еще есть. Денег не хватит, мы добавим.

Теперь уже художник покраснел.

– Деньги есть, только… – начал он и осекся, стараясь не смотреть на Соню.

– Да ладно, чего скрывать, – обрадовался неизвестно чему Олег, – и так всем все ясно. Достаточно посмотреть на вас, чтобы понять: любовь не только печаль приносит, но счастье. Не так ли, Соня?