Правитель империи - Олесь Бенюх

Дайлинг испытывал стыд. раскаяние. Вернее, эти чувства слились воедино. Они захватывали его, оглушали, уничтожали.

«Да, да, я не мог защитить любимую женщину — больше чем жену для меня. И своего сына. Боже мой, сына… Да, я всю жизнь отдал утверждению, обоснованию, воспеванию порядка, при котором такое возможно, естественно, закономерно…»

И он стонал по ночам, кусая подушку. Весь ужас заключался в том, что то, что случилось, было непоправимо, неискупно.

Он не пытался, не смел удерживать Лауру. Провожая ее на аэродроме, он только моляще смотрел ей в глаза. И видел в них не осуждение, не неприязнь, не ненависть. Нет — ледяную пустоту. Он заикнулся было о сыне, о его дальнейшей судьбе. Она сделала вид, что не расслышала его слов.

Вернувшись в Дели почти сразу же вслед за Лаурой, Дайлинг сделал все, что было в его силах, чтобы разыскать ее. Но не разыскал. И он отчаялся. А отчаявшись, ожесточился. Внешне это был все тот же Роберт Дайлинг. Во всяком случае, в ЮСИС никто не заметил в нем никаких перемен. Никто и не знал о том, что произошло там, в Майами. А он? Он не ощущал теперь прежней радости от работы. Вообще ничего не ощущал. Работал как автомат.

У него часто и подолгу болела голова. Болела печень. и он все чаще вспоминал, что он уже не молод. Не за горами семьдесят…

«Чертов сквозняк! При такой жаре — верное воспаление легких!» Дайлинг нетерпеливым взмахом руки подозвал слугу. Раздраженно распорядился выключить фены. Надо же додуматься включили фены и кондиционеры одновременно…

Он одиноко скучал в зале делийского аэропорта, ждал прибытия самолета из Нью-Йорка. Прилетал Парсел. В телеграмме, полученной Дайлингом накануне, говорилось: «Дели буду один день тчк Сообщи Беатрисе тчк Парсел». Найти Беатрису не удалось. Она моталась где-то на севере Индии по точкам «Корпуса Мира». Вся в отца. не сидится им на месте. Носятся по свету, как корабли, потерявшие якоря.

Дайлинг увидел Парсела на верхней площадке трапа. Бодрый. Свежий. Улыбающийся. Только после того как они обнялись, Дайлинг заметил, что у Парсела едва заметно изредка дергается левая щека. Да лицо чуть темнее, чем раньше. Словно на него легкая тень легла. Стюардесса несла за ним небольшой плоский чемоданчик.

— Фу ты! Словно и не уезжал отсюда. Жарища, — Парсел ослабил узел галстука. Расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Что-то я не вижу Беатрисы. Надеюсь, она здорова?

— И я надеюсь. Я не мог ее разыскать. Воюет за наши идеалы на благословенных просторах Индии.

— Жаль! — Парсел даже остановился на секунду. — Впрочем, нагонит нас в Карачи. А что воюет — это хорошо.

— Ты остановишься в гостинице?

— Я предпочел бы у тебя. Если, конечно, это тебя не стеснит.

— С каких пор между нами стали необходимы подобные церемонии?

Парсел промолчал. Открыв заднюю дверцу автомобиля Дайлинга, он пропустил вперед стюардессу. Дайлинг, сидя за рулем, в недоумении обернулся:

— Но, простите, мисс…

— Рейчел, — спохватился Парсел. — Извини, что не представил раньше, Роберт. Моя секретарша. После окончания траура по Мардж — миссис Парсел. Не обращай внимания на ее костюм. Она прямо с работы, — и он ласково потрепал Рейчел по щеке. Девушка настороженно взглянула на Дайлинга:

— Очень рада познакомиться с вами…

Дайлинг внимательно разглядывал девушку в зеркальце над ветровым стеклом. «Хм… У Джерри никогда не было вкуса. ни в выборе жизненных удовольствий, ни в подборе женщин. Романтическая история в духе слезливых немецких пьесок. Богатый вдовец женится на нищей сиротке…»

За ужином Парсел был задумчив, рассеян. Мало ел. Почти ничего не пил. Что-то тихо напевая, подошел к комбайну, включил. Столовая наполнилась мелодиями симфонического джаза. Парсел стоял у окна, прижавшись лбом к стеклу. За окном черная бездна. лишь где-то далеко мерцал огонек. Жизнь. В пустоте…

Дайлинг, наоборот, был неестественно возбужден. Ухаживал за Рейчел. Несколько более настойчиво, чем следовало бы гостеприимному хозяину. Парсел, казалось, ничего не замечал. Рейчел сначала по неопытности поддерживала игру. Но когда Дайлинг под столом положил руку ей на колено, поняла, что игра заходит слишком далеко.

Дайлинг пригласил ее танцевать. Крепко прижал к себе. Рейчел мягко высвободилась из его объятий, прищурила свои великолепные темные глаза и, улыбаясь, еле слышно сказала:

— Вы хотите не меня, вы хотите сделать больно ему. Да? А ведь вы его не стоите. Он добрый. И… и несчастный. А вы злюка. Зачем делать другим плохо?

Вернулась к столу, расплакалась.

«Черт-те что! — думал Дайлинг, беря стакан с виски. Недотрога из летучего бардака!»

К нему подошел Парсел. Взял его за локоть.

— Спасибо, дружище Роберт, что ты заботливо опекаешь Беатрису.

— А мне, знаешь ли, Джерри, мне не нравится, что ты втягиваешь Беатрису в сомнительные дела.

Дайлинг выжидающе смотрел на него.

— Я имею в виду Бхилаи.

— Это она тебе сказала? — криво усмехнулся Джерри.

— Нет, не она. Резидент ЦРУ.

— Твой резидент дурак и болтун, видит Бог, — насупился Парсел. — Ну да ладно, с ним мы разберемся. А Бхилаи… Видишь ли, Роберт, для тебя это — всего лишь сомнительные дела, в которых ты сам, впрочем, играешь не последнюю роль. Для меня же, клянусь Иисусом Христом, это одна из генеральных акций нашей внешней политики.

— Саботаж пуска Бхилаи, Джерри, — недостойная авантюра. Да, я играю в ней свою роль. Но ведь ты меня не спрашивал, нравится она мне или нет.

— Значит, пусть русские опять выигрывают?

Джерри разглядывал Роберта, словно видел его впервые. «Акция ему не нравится, — думал он. Тоже мне критик выискался. Тысячу раз плевать я хотел на твои сантименты. Мы платим деньги. И их надо отрабатывать. Что и как делать буду определять я, Джерри Парсел».

— Подобные «акции» и без того подорвали престиж Соединеных Штатов! Иногда я стыжусь, что я американец. Что же касается Беатрисы…

_ «Престиж», «стыжусь» — клянусь святым Яковом, раньше я никогда не замечал у тебя подобных настроений, — прервал Дайлинга Парсел. Что же касается Беатрисы, то предоставь ей самой решать, каким путем идти в жизни. Уверен, что она не будет стыдиться, что она — американка! И не забывай, ни при каких обстоятельствах не забывай, что отец ее я, а ты — всего лишь ее крестный.

Парсел отчужденно посмотрел на Дайлинга и молча вышел из комнаты вместе с Рейчел.

Семен Гаврилович Раздеев любил — даже считал своим долгом — по вечерам навещать подчиненных. Изредка, разумеется. Забота о ближних. Знакомство с их бытом. Начальство должно быть в курсе.

Он приходил без приглашений. Уверенный, что ему всегда будут рады. Входил без стука. Уже войдя, спрашивал громко: «В доме есть кто?» Иногда брал с собой жену. Авдотья Саввишна подобные «посиделки» не любила. Отмолчавшись с полчаса, уходила, сославшись то на головную боль, то на хозяйственные заботы. Семен Гаврилович сидел упорно. «Вел, — как говорили потом за его спиной удостоившиеся визита, — воспитательное толковище».