58-я. Неизъятое - Анна Артемьева

С политическими так же, еще бы. Других форм работы нет, и никто не выдумает.

Виктор Шевченко (справа), курсант Ленинградского военно-политического училища. 1957

Виктор Шевченко (справа) с начальником оперчасти колонии. Башкирия, 1957

* * *

В каждой камере мы обязаны иметь свою агентуру. Обязаны! Если в камере 12 человек, два из них должны работать на нас. Допустим, в изоляторе 50 камер. Они делятся на весь оперативный состав. С каждого оперработника спрашивается ежедневно о положении дел в камерах. В письменном виде! Оперативник приходит утром на работу — сначала проводит мероприятия, связанные с общением со своими людьми, — по графику.

Допустим, идет к медработнику: «Имей в виду, когда будешь выводить, надо, чтобы в список попали такие-то». Или в массе людей, которые приходят на прием, принимает свою агентуру, расспрашивает. Например: «Сегодня плохо работали». «Почему плохо работали? Кто мешал?» И вот так всем интересуешься. Если ты чего-то не знаешь — ты не начальник.

Помощник начальника политотдела открывает пионерский лагерь (Виктор Шевченко за трибуной). Пермь, конец 1950-х

* * *

Семья моя очень большая. Я как-то раз посчитал: получилось, что, если всю мою семью взять, 250–300 лет мы отдали МВД. Старший брат — генерал, я, один племянник, второй, третий, четвертый. Все отдавали себя Системе (исполнения наказаний — Авт.).

Люди, когда привыкают, сживаются с Системой, отдают себя полностью работе и стараются быть… Ну как вам сказать… героями, что ли?..

Виктор Шевченко — заместитель командира отдельной группы по политчасти ИТК-9. Башкирия, конец 1950-х

КОРТИК ОПЕРАТИВНОГО СОТРУДНИКА

«Кортик одевается на ремень, к парадной форме. Вон Кремль на нем… Нашему выпуску в военно-политическом училище такие подарили, а следующему уже нет.

Первый раз я его одел, когда после училища приехал к себе на родину. Молодой был, похвастаться надо? По деревне прошелся со своим кортиком, по селу. Все девчонки падали…»

БОРИС ПУСТЫНЦЕВ 1935, ВЛАДИВОСТОК

Участвовал в подпольной антисоветской группе студентов института, в ноябре 1956 года распространившей листовки с протестом против подавления советскими войсками восстания в Венгрии. В 1957-мбыл арестован и осужден на 10 лет лагерей. Освобожден в 1962 году по пересмотру дела. Реабилитирован.

ФОТО АВАРИЙНОЙ БРИГАДЫ

Фото друзей Пустынцева в лагере в Мордовии: «Мы работали в аварийной бригаде, бригадиром попросили быть Мишу Красильникова. Он, пьяненький, вышел на демонстрацию 7 ноября с компанией, которая хором орала: «Долой насильников, да здравствует Миша Красильников». Дали четыре года»

“ Что я получил от лагеря?.. Человеческую природу понял, что человек бесконечен как во зле, так и в добре. Конечно, любой лагерник всегда немножко психолог. Скажем, ко мне на нашей работе много разных людей посылают, но я до сих пор всегда вижу гэбуху и стукачей.

Первые лет 20 я не мог выносить открытую дверь, обязательно закрывал. Невозможно столько лет прожить на людях и не мечтать об одиночной камере. Лет 17 мне снился лагерь. Что я снова там, но не по второму, а по третьему сроку, опять ни за что и больше никогда не выйду. Ощущение безнадежности… Жуть! Еще… сознание того, что ты такой кирпичик… Не кирпичик — камешек — вложил в падение этой системы. Это, знаете, греет душу.

Как я первый раз увидел лагерь… Это было в 1948 году. Целая группа людей приняла советское гражданство во Франции и была выслана французской полицией. Они получили советские визы и на пароходе «Россия» приплыли в Одессу. Генеральши стояли на палубе и, когда завиделся берег, вынули платки и кричали: «Россия, Россия…» А на берегу их ждал конвой, грузовики и люстдорфский фильтрационный лагерь.

* * *

В 1957-м я изготовил недлинный газетный текст о том, что события в Будапеште погасили эйфорию, вызванную десталинизацией и массовым возвратом выживших обитателей ГУЛАГa. И что режим снова взялся за свое, то есть за посадку. Текст появился в газете Le Monde. Статью я передал через сотрудника посольства.

Вычислить автора было несложно, поэтому ареста я ждал. Прослушка в те годы уже была, на следствии мне ее цитировали. И потом, круг общавшихся с французами настолько был ограничен, что не надо было быть пинкертонами, чтобы меня найти.