Королева легионов Афины - Филип Гриффин

Предвидя бессмысленные потери с обеих сторон, Пинноса соскочила с Артемиды и схватила старуху из захваченного в плен окружения вождя. Старуха вопила от боли, когда Пинноса подволокла ее к заднику брошенной телеги, стоявшей между противниками. Вынудив старуху раскрыть правую ладонь, Пинноса выхватила меч и, прижав руку пленницы к телеге, отрубила ей мизинец.

— А-ай! — взвизгнула та.

— Скажи ему, что его армия обезоружена, а семья взята в плен Первой Когортой Первого Легиона Афины, — велела Урсула Рустику. — А потом скажи, что я буду считать до трех. Если он со своими людьми не сложит оружие, то на счет «три» я прикажу своему человеку перерезать старухе горло.

Незадолго до этого Рустик объяснил, что самый простой и бескровный способ заставить франков сдаться — взять в плен женщину из семьи вождя и использовать ее в качестве заложницы. Рустик оказался очень полезным советником во время этого похода, к тому же мог легко изъясняться на языке франков.

— Одна из моих многочисленных тетушек была из франков, — сказал он как-то Урсуле еще в Кельне. С явной тоской в глазах он приложился к своему бокалу и добавил: — Я ее очень любил, а она меня многому научила.

Рустик отдал Урсуле честь по всей форме и выехал из римских рядов, чтобы громко перевести ее слова для франков. Их всадники с трудом сдерживали своих лошадей, чтобы не выбиться из группы. Многие из них продолжали выкрикивать боевые кличи.

Вождь франков — старик, одетый в кожу и кольчугу, с поясом, на котором висели метательные орудия, — поднял руку, призывая своих людей замолчать. Затем он тронул поводья и медленно поехал к Пинносе. Когда до нее оставалось всего двадцать локтей, он остановился и уставился на нее долгим, жестким пронизывающим взглядом.

Пинноса, с мечом наготове, отвечала ему с тем же вызовом в глазах.

Наконец вождь взглянул на старуху, упавшую на колени от боли. Потом прокричал свой ответ. Рустику тоже пришлось криком передавать его слова.

— Он сказал, что слышал о британских женщинах, которые дерутся как мужчины. А теперь он видит, что они — горстка хлипких бродяжек, заслуживающих лишь того, чтобы их зарыли в землю, как зверей, которыми они на самом деле и являются!

— Начинай считать! — потребовала Пинноса, не отрывая взгляда от своего противника.

— Раз! — крикнула Урсула, не дав Рустику закончить перевод.

Вождь потянулся к одному из своих топоров.

Пинноса схватила старуху за волосы и отдернула голову так, чтобы открылась беззащитная шея.

Рука вождя тронула рукоять топора, но не вытащила его из-за пояса.

— Считай дальше! — крикнула Пинноса, не оглядываясь.

— Два! — крикнула Урсула. Пинноса занесла меч.

— Рустик, скажи ему еще раз, чтобы велел своим людям бросить оружие! — приказала она.

Рустик повторил ультиматум. Вождь франков не шелохнулся.

— А теперь скажи, что следующими после нее будут его дети, — рявкнула Пинноса.

Рустик замялся.

— Скажи ему это! Скажи, что он сейчас потеряет свое прошлое вместе со своим будущим.

Рустик спешно перевел приказ, и его голос почти сорвался на визг от осознания важности и ужаса происходящего. Вождь холодным взглядом окинул ряды солдат римской армии и увидел членов своей семьи в плотном окружении. Затем он повернул голову и посмотрел на своих пеших воинов, державших руки за головами. Их охраняли римские всадники. Обернувшись, он еще раз оглядел своих всадников с поднятыми топорами, готовых к нападению.

— Считай! — снова крикнула Пинноса.

— Три! — крикнула Урсула изо всех сил. Пинноса приставила лезвие меча к горлу старухи. Вождь коротко отдал приказ. Обменявшись взглядами, его люди стали бросать топоры.

— Мечи тоже… и остальное, нательное оружие! — крикнула Урсула.

Рустик торопливо перевел приказ.

Нехотя, один за другим, франки подчинились.

— Мое племя идет на запад потому, что ищет убежища на римской территории, — сказал Сунно, вождь франков. Урсула с остальными командующими и Рустиком сидели в походном командном пункте. — Мы были вынуждены покинуть свою родную землю из-за вторжения людей, которых в свою очередь выгнали из их домов. Те люди бежали от гораздо более страшного врага — гуннов. Восточные племена когда-то враждовали между собой, но не так давно мы объединились и теперь называем себя алеманами.[35] Мы должны были объединиться, чтобы выстоять против гуннов и их безжалостной страсти к грабежу и убийствам. Гунны! — прорычал он. — Эти гунны — причина всех несчастий, выпавших на долю алеманов!

— Кто они такие? Как выглядят? — спросила Пинноса. Сунно наклонился поближе и заговорил тихим голосом.

— Я слышал от наших купцов, что гунны — это не люди. Это ужасные твари, сбежавшие из подземного мира. У них огромные квадратные головы и длинные угловатые лица. Мои предсказатели сказали мне, что злые духи, желавшие моей земле страданий, те самые, которые не могут существовать без людской ненависти и войны, выпустили гуннов из своего ада и наслали их на мой мир. — Сунно помолчал. Его лицо выражало отвращение и ненависть. — Я даже узнал, как зовут их предводителя.

Слушая перевод Рустика, Урсула ощутила, как на ее руке начинают от жути подниматься волоски. Он еще не успел договорить, а ей казалось, что она уже знает, какое имя он назовет.

— Его зовут Мундзук.

От звука этого имени, вырвавшегося изо рта с черными зубами, ее бросило в холодный пот. Она потянулась к фляге с вином, с которой Рустик никогда не расставался, и сделала приличный глоток, чтобы не упасть в обморок.

Пока она сражалась за ясность сознания, Сунно продолжал свой рассказ.

— За нами идут многие, если не все племена алеманов. Они тоже будут искать убежища в землях Римской империи. Только Рим может защитить нас от опасности, которую представляют гунны.

— Как думаешь, когда остальные племена алеманов доберутся сюда? — спросила Урсула.

— Они перейдут Майн и прорвутся через эти потешные строения, которые вы называете Пограничным валом, уже через два цикла луны.

Урсула вежливо поблагодарила Сунно за информацию. Она торжественно и серьезно объявила, что сейчас скажет ему о том, как его воспринимают власти Рима.

Рустик вытащил императорский указ и передал его Урсуле. Она громко прочла его на латыни, останавливаясь после каждого абзаца, чтобы дать Рустику возможность перевести.