Путешествия англичанина в поисках России - Николас Бетелл

«На вооруженную борьбу нас толкнуло правительство. И если они хотят с ней покончить, пусть нашу партию легализуют и вступят с нами в политические переговоры. Пока этого не сделают, мы будем вынуждены прибегать к оружию. Я уверен, что как только нас легализуют, АНК объявит перемирие, но в нынешних условиях мы не можем вести переговоры. Правительство слишком закрутило гайки. Мы не можем первыми сложить оружие. После всего, что произошло, это было бы для нас унижением. Поэтому мы вынуждены продолжать борьбу — безусловно, в определенных границах. Наши мишени — военные объекты, символы апартеида, правительственные здания. Гражданское население мы не трогаем. Может случиться, что кто-то случайно погибнет, но мы не занимаемся террористическими актами и убийствами, конечно, если речь не идет о предателях-осведомителях, подвергающих опасности нашу жизнь. Я, например, глубоко сожалею о том, что произошло 23 мая 1983 года в Претории. Тогда взорвалась бомба, и несколько человек погибло. Это трагическая случайность. Там неправильно сработал часовой механизм. А вот то, что случилось в провинции Наталь — вполне закономерно. Несколько членов АНК сидели в доме, а в это время их разыскивали люди из службы безопасности. У нас есть основания полагать, что они предпочитают убивать наших соратников, а не арестовывать их. В целях самообороны наши открыли огонь, в результате чего погиб их лейтенант и несколько наших».

Мандела рассказал мне, что ему неоднократно предлагали освобождение из тюрьмы в обмен на отказ от политической деятельности и выезд из страны. И всякий раз он отказывался от искушения продать свои убеждения за билет на свободу. «Мое место в Южной Африке, мой дом в Йоханнесбурге. Если меня освободят, я не подчинюсь никаким ограничениям. Если меня сошлют, я все равно вернусь к себе в Соуэто, к жене и дочери».

Наш разговор подошел к концу, и меня пригласили посетить камеру Манделы. Он возглавил процессию и, пока мы шли по лестницам, расспрашивал о последних событиях в мире, делился своими надеждами на господина Горбачева и мыслями о ядерном разоружении. Он спрашивал, что я думаю о переговорах по разоружении между Шульцем и Громыко. Добьются ли наконец английские либералы прорыва на политической арене? В чем секрет успеха госпожи Тэтчер? Кто сейчас лидер лейбористской партии? (Нил Киннок недавно сменил на посту Майкла Фута.) Генерал Манро и его коллеги следовали за нами. Он ежеминутно просил открыть то ту, то другую дверь, что немедленно исполнялось сержантом, держащим в руках тяжелую связку ключей. Все это напоминало экскурсию по дому с гостеприимным хозяином.

Наконец мы попали в «резиденцию» Манделы, и я сразу же увидел, что в своих письмах Винни Мандела сильно преувеличила ужасы, окружавшие ее мужа. Конечно, не номер в пятизвездочном отеле, но и не промозглая темница. Больше всего камера напоминала просторную школьную спальню с шестью кроватями, расставленными на порядочном расстоянии друг от друга, и множеством книг; в отдельном помещении находились вполне приличные умывальник и туалет. Большую часть дня шестеро заключенных проводили во дворе, окруженном высокими белыми стенами. Там была волейбольная площадка и стол для пинг-понга. Мандела показывал мне грядки с овощами с такой гордостью, с какой фермер показывает свои владения.

У меня состоялась короткая беседа с другими заключенными. Как выяснилось, Мандела не был оторван от своих лучших друзей, как живописала его жена. Вальтер Сизулу и Ахмед Катрада находились вместе с ним, в этой же камере, и у них были жалобы. Во-первых, на стене действительно появилось сырое пятно. Во-вторых, несмотря на протесты Манро, они пожаловались на чрезмерно усердное внимание охранников к их почте и показали несколько писем, искромсанных цензором. Потом извинились за то, что одеты в пижамы. Объяснения Манро они вежливо игнорировали. Во время разговора Мандела удерживал инициативу в своих руках и даже шутил: «Есть еще жалобы? Может, кто-то хочет вернуться домой?»

Пришло время расставаться, и Мандела проводил нас до конца коридора. Когда сержант открыл тяжелую железную дверь, Мандела сказал: «Ну вот, лорд Бетелл, мне дальше нельзя. Давайте прощаться». Мы обменялись рукопожатием, и я пообещал, что буду ему писать. В грустном настроении я проделал обратный путь сквозь множество дверей, спустился по ступеням каменной лестницы. Наконец мы вышли на свежий воздух. Жаль было покидать столь приятного собеседника, однако я надеялся, что мы снова встретимся, но уже при более счастливых обстоятельствах.

Подводя итоги состоявшихся в этот день встреч, можно было с полной уверенностью сказать, что обе стороны стремились к переговорам, но каждая ждала от другой проявления инициативы. Мандела и его последователи хотели легализации Африканского национального конгресса без всяких условий, и в этом случае были готовы прекратить враждебные действия. Это было вполне реалистичное решение, но правительство согласилось на него лишь спустя пять лет. В январе 1985 года оно по-прежнему настаивало на «покаянии» Манделы в прошлых преступлениях. Иначе оно отказывалось вести переговоры. А вот это было уже не реалистично. Если бы он считал подобное условие приемлемым, то принял бы его двадцать лет назад.

Я встретился с Ауи ле Гранжем, министром законности и порядка, и вот что он мне сказал: «Мы не настолько слабы, чтобы согласиться сейчас на переговоры с АНК, но если они сложат оружие, то мы сразу пойдем на контакт. Что же касается Манделы, то если вы ждете от меня рекомендации к его освобождению, чтобы он смог продолжать свою деятельность, то мой ответ «нет». Он должен пойти на уступки. В данный момент его освобождение принесет одни проблемы и неприятности».

Следующим пунктом моей программы была поездка под Йоханнесбург домой к Элен Сузман для встречи с Винни Манделой и адвокатом их семьи Исмаилом Айо-бом. И тут выяснилась удивительная вещь: Винни не собиралась встречаться со мной, ее совершенно не интересовали подробности нашего свидания с ее мужем. Вскоре я узнал, что она и некоторые члены АНК, разделявшие ее решительные взгляды, сомневались в искренности моих намерений. Они не доверяли английским консерваторам, особенно тому, кто получил у правительства ЮАР разрешение посетить тюрьму Полсмур, ведь прежде подобной привилегии не удостоился никто, включая сенатора Эдварда Кеннеди. Винни решила, что здесь что-то не так, и друзья с ней согласились.

Адвокат Айоб неохотно согласился отвезти меня в дом Манделы в Соуэто. Однако, когда мы приехали, выяснилось, что Винни «нет дома» и она «нездорова», она даже дала адвокату понять, что я заодно со спецслужбами. Стараясь не показать раздражения, я сказал адвокату, что меня подозревали в сотрудничестве с таким количеством всевозможных спецслужб, что уже не имеет значения — одной