Кирклендские услады - Виктория Холт

В «Усладах» царила тишина, и мне казалось, что, хотя я в домашних туфлях, каждый мой шаг гулко отдается в коридоре. Однако мы благополучно дошли до галереи, никого не встретив на пути. Мэри Джейн осторожно затворила за нами дверь галереи, а потом, пока я светила ей, открыла чулан и показала мне половицы. Она опустилась на колени и, как и говорила, без всяких усилий приподняла одну из них. Сомнений не было: половицы ловко маскировали потайной ход.

Держа над открывшимся отверстием свечу, я наклонилась и увидела ступени, о которых рассказывала Мэри Джейн. Мне не терпелось скорее спуститься по ним, но, чтобы встать на верхнюю ступеньку, пришлось бы спрыгнуть вниз, а я боялась рисковать.

Однако Мэри Джейн была ловкая и гибкая. Я повернулась к пей:

— Спускайтесь, Мэри Джейн, я подам вам свечу. Оглядитесь там хорошенько, потом расскажете мне, что увидели.

Мэри Джейн немного побледнела. Однако она презирала тех, кто склонен, как она выражалась, «труса праздновать», и, секунду поколебавшись, пролезла в отверстие, а когда встала на ступеньку, я подала ей свечу.

— Похоже на большую комнату, и очень холодно, — доложила она.

— Быстренько осмотрите все, — попросила я, — а потом пойдем искать лаз сюда со стороны аббатства.

Некоторое время Мэри Джейн не подавала голоса. Я вглядывалась вниз, в темноту, и, увидев, как она неуверенно спускается по лестнице, строго предупредила, чтобы она была поосторожней.

— Да-да, мадам, — откликнулась она. — Не беспокойтесь. Ступеньки прочные.

Когда она спустилась до самого низа, я снова услышала ее голос:

— Вижу какой-то свет. Наверное, выход. Сбегаю посмотрю.

Сердце у меня отчаянно колотилось. Как мне хотелось быть там, в подвале, вместе с ней! Но я боялась поскользнуться на этих каменных ступенях. Я не могла отделаться от мысли, что за нами кто-то наблюдает, но, взглянув через плечо, уверилась, что никого нет. В спящем доме не было слышно ни звука.

И вдруг Мэри Джейн крикнула:

— Я что-то нашла, мадам!

— Я вас не вижу! — крикнула я в ответ. — Где вы?

— Свечка почти догорела, — долетел до меня еле слышный голос.

— Возвращайтесь, Мэри Джейн. Возьмите то, что нашли, если не очень тяжело, и возвращайтесь.

— Но, мадам…

— Возвращайтесь сейчас же, — приказала я.

В темноте снова показался огонек свечи, и я вздохнула с облегчением.

На ступеньках появилась Мэри Джейн. В одной руке она держала свечу, в другой — какой-то сверток. Она передала его мне, и я сразу поняла, что в нем — монашеская ряса! Подав мне свечу, Мэри Джейн выбралась из лаза и, слава богу, снова очутилась рядом со мной.

— Я очень испугалась, когда вы исчезли из виду, — призналась я.

— Я и сама там струхнула, мадам. Даже дрожь пробрала.

— Да вы просто окоченели, Мэри Джейн.

— Там жуткий холод, мадам. Но рясу-то я нашла!

— Пойдемте скорей ко мне в спальню. Вдруг нас здесь кто-нибудь увидит.

Опустив половицу на место, мы удостоверились, что не оставили никаких следов, и, взяв рясу, вернулись ко мне в комнату.

Мэри Джейн немедленно нарядилась в рясу, и меня передернуло.

— Снимите! — попросила я. — Ее надо спрятать. Пусть теперь кто-нибудь попробует сказать, что у меня расстроено воображение, что мне все только мерещится. У нас в руках доказательство, что я не бредила.

— А мы кому-нибудь расскажем об этом? Покажем рясу?

Будь это днем раньше, я, не задумываясь, сказала бы: «Конечно! Расскажем мистеру Редверзу». Но теперь я уже не могла так сказать. Не могла довериться Саймону, а значит, не могла доверять никому в этом доме.

— Пока никому ни о чем ни слова, Мэри Джейн. Это наше вещественное доказательство. Я запру сверток в свой шкаф, так что никто не сможет его похитить.

— А потом что, мадам?

Взглянув на стоящие на камине часы, я увидела, что уже семь.

— Вас хватятся, если вы задержитесь. Сейчас я снова лягу. А вы, как обычно, принесете мне завтрак. Совсем немного чего-нибудь, я не хочу есть. А сначала принесите горячую воду. Я пока полежу, подумаю, что делать дальше.

— Хорошо, мадам, — сказала Мэри Джейн и вышла.

Проведать меня зашла Руфь.

— У вас утомленный вид, — заключила она. — Вчерашний день был для вас чересчур насыщенным.

— Да, я и правда чувствую себя усталой, — согласилась я.

— Лучше бы вам полежать весь день. Я возьму гостей на себя. Тогда к вечеру вам, может быть, станет получше и вы к нам присоединитесь. Да у нас никого и не будет, только свои, а Саймон и Хейгар уедут завтра рано утром. Экипаж за ними всегда присылают на третий день Рождества, ровно в полдесятого.

— Хорошо, я побуду у себя, — согласилась я.

И пролежала до вечера в постели, перебирая в памяти все события, завершившиеся находкой тайника с рясой. А ведь началось все со встречи с Габриэлем и Пятницей. Габриэль явно понимал, что стена в руинах обвалилась не случайно, что покушались на его жизнь. Он боялся возвращаться в «Услады» и надеялся, что вместе со мной ему будет легче противостоять той неизвестной угрозе, которая нависла над ним. Потом я вспомнила все подробности вечера накануне его гибели — тогда Пятница почуял кого-то за дверью. Если бы не это, Габриэль погиб бы днем раньше. Безусловно, Пятницу потому и убили, что боялись, как бы он опять не предупредил нас об опасности. Сара это знает, иначе почему она изобразила мертвого Пятницу на своей последней вышивке? Интересно, что еще она знает? После смерти Габриэля я не представляла для злоумышленника никакого интереса, пока не стало известно, что я жду ребенка. И тут-то, когда доктор Смит счел своим долгом оповестить Рокуэллов, что в Уорстуистле содержится пациентка по имени Кэтрин Кордер, у моего врага родилась блестящая мысль представить меня душевнобольной.

Какой же дьявольской изобретательностью надо обладать, чтобы такое придумать! Вряд ли меня собирались упрятать в Уорстуистл. Проще было убедить всех в том, что я сумасшедшая, и, пока не родился ребенок, инсценировать мое самоубийство.

Только почему я все время думаю о замыслах моего врага в прошедшем времени? Он и сейчас не дремлет! А что будет, когда он обнаружит, что его ряса исчезла? На что решится? Может быть, сочтет, что со мной пора кончать?

Я не знала, что мне делать. Уехать в Глен-Хаус? Но втайне уехать не удастся. А если я объявлю о своем намерении вернуться домой, это может подтолкнуть убийцу. Я не сомневалась, что покинуть «Услады» мне не дадут.

Мои размышления неотступно возвращали меня к Люку и Саймону. Это Люк, твердила я себе, стараясь гнать подозрения насчет Саймона. Конечно, это Люк, иначе быть не может, а ему помогает Дамарис.