Сталин - Дмитрий Волкогонов

Свою горькую чашу испили до дна и члены обеих семей Троцкого. Первая жена Троцкого, Александра Соколовская, и две ее дочери, Зина и Нина (как и их мужья), были горячими сторонниками троцкизма. Троцкий оставил первую семью еще в 1902 году, когда младшей дочери шел лишь четвертый месяц. Вначале он писал Александре Львовне из-за границы, но затем время и новая семья отодвинули Соколовскую с двумя дочерьми, по его словам, в «область невозвратного». Правда, понимая, что историки вспомнят и о его первой жене, он напишет в 1929 году в первом томе своих воспоминаний: «Жизнь развела нас, сохранив непорушимо идейную связь и дружбу». Обе дочери после революции оказались в лучах славы отца; затем, через несколько лет, – в положении глубокого остракизма. Судьба первой семьи Троцкого в последующем печальна. Сталин не только за политическое инакомыслие, но и за принадлежность к «роду врагов» (в 30-е гг. писалось: «социально опасные элементы по происхождению») заставил заплатить одну страшную цену. Зина и Нина – дочери Троцкого – быстро покинули сцену жизни.

Вторая жена Троцкого – Наталья Седова – тоже начинала «революционеркой». Одно время они с Троцким жили в Петербурге под фамилией Викентьевых. Седова в дальнейшем постоянно была с мужем, разделив с ним и триумф его взлета в годы революции и гражданской войны, и бесконечные метания на чужбине. Замечу, однако, что до 1917 года Троцкий, будучи сыном очень состоятельных родителей, не нуждался так, как другие русские эмигранты.

От второго брака у Троцкого было два сына. Старший сын, Лев, был всегда рядом с отцом, стал активным троцкистом и умер при загадочных обстоятельствах в Париже уже после изгнания отца, еще весьма молодым. Младший, Сергей, ушел из дома, когда Троцкие жили еще в Кремле, заявив, что ему «противна политика»; не стал вступать в комсомол, погрузился в науку. Отказавшись уехать с отцом в изгнание, Сергей, естественно, в последующем, как сын Троцкого, был обречен. В январе 1937 года в «Правде» появилась статья: «Сын Троцкого Сергей Седов пытался отравить рабочих». С. Седов, сосланный к этому времени в Красноярск, был объявлен «врагом народа». На митинге в кузнечном цехе машиностроительного завода мастер Лебедев говорил: «У нас в качестве инженера подвизался сын Троцкого – Сергей Седов. Этот достойный отпрыск продавшегося фашизму своего отца пытался отравить генераторным газом большую группу рабочих завода». Говорили на митинге и о племяннике Зиновьева Заксе, их «покровителе» директоре завода Субботине… Судьба этих людей такими «обвинениями» была предрешена.

Трагедия семьи Троцкого, где в конечном счете погибли все дети в результате кровавого водоворота, в который втянула их борьба отца со Сталиным, придала изгнаннику ореол мученика в глазах Запада. Наталья Седова пережила мужа и Сталина, «неразлучного врага» ее супруга, и дожила до XX съезда партии.

Генсек вначале, тоже «для истории», публично распоряжался, чтобы «не трогали родственников Троцкого», однако судьба всех их горька. Кое-кто из дальних родственников Троцкого уцелел. Живут в Москве. Мне довелось с ними встречаться. Носят они, естественно, другие фамилии. Политическое поражение бывшего Предреввоенсовета Республики было окрашено глубокой личной трагедией, которая придет в его семью позже, после его высылки из СССР.

В своих многочисленных книгах, а в изгнании Троцкий напишет их еще около полутора десятка, – нередко, особенно накануне гибели, он будет все чаще обращаться к личной судьбе. «История русской революции» (в трех томах), «Что дальше?», «Скрытое завещание Ленина», «Их мораль и наша», «Моя жизнь», «Третий Интернационал после Ленина», другие книги и брошюры несут на себе печать трагического эгоцентризма. Троцкий уже не сможет жить без того, чтобы о нем не говорили, писали, спорили. Известность, популярность, слава станут для него важнее хлеба. Его бывшие единомышленники – меньшевики будут частенько «щипать» поверженного вождя. Например, Д. Долин в «Социалистическом вестнике» уже после изгнания Троцкого напишет:

«Изо всех сил старается Троцкий, чтобы его – упаси Боже – не стали забывать. Он пишет и день и ночь толстые книги и маленькие статейки, выпускает семейные бюллетени и варьирует на всех языках все те же мотивы о вероломстве Сталина, о предательстве китайской революции и о нежной любви Ленина к Троцкому. Но человечество неблагодарно – и о Троцком чем дальше, тем меньше вспоминают и говорят». Но эти слова Троцкий прочтет уже на Принцевых островах…

В Политбюро несколько раз обсуждался вопрос: как поступить с Троцким, продолжавшим инициировать не просто антипартийные настроения, но теперь уже, по сути, и антисоветские. В конце концов пришли к выводу о необходимости высылки Троцкого из Москвы. Вначале лидер оппозиции был вынужден выехать из Кремля. Были отселены также Зиновьев, Каменев, Радек и другие бывшие руководители. Иоффе, как уже отмечалось выше, предпочел застрелиться. Зиновьев и Каменев решили обратиться к очередному съезду с покаянием: «Лев Давидович, – твердили они Троцкому, – пришло время, когда мы должны иметь мужество сдаться». Партия была проиграна окончательно, но они пытались зацепиться на подножке поезда истории. Вскоре было принято решение об отправке Троцкого в Алма-Ату. Руководить высылкой, по некоторым данным, было поручено Бухарину.

Во время отъезда сторонники опального вождя пытались осуществить акцию политического протеста. Троцкий отказался выйти и сесть в автомобиль сам. Его вынесли на руках, также внесли на руках в вагон. Старший сын все время кричал: «Товарищи, смотрите, как несут Троцкого!» Вот как описывается этот момент его женой, также обладавшей острым пером летописца: «На вокзале была огромная демонстрация. Ждали. Кричали: «Да здравствует Троцкий!» Но Троцкого не видно. Где он? У вагона, назначенного для нас, бурная толпа. Молодые друзья выставили на крыше вагона большой портрет Л.Д. Его встретили восторженным «ура». Поезд дрогнул. Один, другой толчок… подался вперед и внезапно остановился. Демонстранты забегали вперед паровоза, цеплялись за вагоны и остановили поезд, требуя Троцкого. В толпе прошел слух, будто агенты ГПУ провели Л.Д. в вагон незаметно и препятствуют ему показаться провожающим. Волнение на вокзале было неописуемое. Пошли столкновения с милицией и агентами ГПУ, были пострадавшие с той и другой стороны, произведены были аресты».

Сталин, находясь в это время в Сибири, напряженно следил за высылкой Троцкого. Ему часто направляли шифротелеграммы. Генсек молча читал донесения, в конце лишь бросал: «Не миндальничать! Никаких уступок! Помощников Троцкого отсечь! Быстро и без волынки!»

Кончив говорить, нервно расхаживал по кабинету, что-то напряженно обдумывая. Через несколько лет, сидя за столом на даче со своими соратниками, после обсуждения поступившей информации о последнем выступлении Троцкого за рубежом, бросит:

– Тогда совершили две ошибки. Нужно было оставить до поры в Алма-Ате… Но за границу ни в коем случае нельзя было выпускать… И еще: как мы ему разрешили вывезти столько бумаг?

Но это все будет сказано позже, в 30-е годы.

Находясь в Алма-Ате, Троцкий продолжал политическую деятельность. Из ссылки по разным адресам, по его же данным, он ежемесячно направлял сотни писем, телеграмм, обмениваясь информацией и стараясь поддержать затухающий огонь фракционной борьбы. В мемуарах Троцкий признает, что была налажена и секретная переписка со своими сторонниками. Старший сын в своих записях раскрывает объем переписки: «За апрель – октябрь 1928 г. нами послано было из Алма-Аты 800 политических писем… отправлено было около 550 телеграмм. Получено свыше 1000 политических писем, больших и малых, и около 700 телеграмм…» Кроме того, шла почта и конспиративная с нарочными. Троцкий пытался активизировать оппозиционные силы. Роль опального вождя давала Троцкому некоторые моральные преимущества. Ссылка лидера оппозиции не изменила образа его мыслей, не заставила отказаться от попыток вызвать брожение в партии. Для проницательного Троцкого Сталин стал олицетворением термидорианского зла и всех будущих бед. Несостоявшийся лидер в этом был исторически глубоко прав.