Десять месяцев (не)любви - Юлия Монакова

А когда вдали показался остров и стал стремительно расти, приближаясь, у Полины внезапно ёкнуло в груди от радости, на секунду замерло дыхание, и она улыбнулась, точно оттаивая потихоньку — вернулось что-то забытое, невесомое, детское…

— Пока молодой, ничему конца нет. Это мы, старики, дно видим, — сказал старец, обращаясь к Полине.

Туман потихоньку рассеивался. Как же зелено кругом! Как пахнет травой июньский берег!..

— А вода-то, как вся наша жизнь — неучерпаемая, — добавил Полинин мудрый собеседник, поднимаясь и подхватывая свою сумку, — сколько ни гляди.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Родная, знакомая с детства, неучерпаемо-бездонная, как жизнь — лазоревая вода…

Илона

Первые пару дней после прощального разговора Илона занималась тем, что пыталась принять очевидное. Как просто звучит — и как невыносимо трудно это сделать!.. То и дело тянуло найти какое-нибудь оправдание себе или Марку, вновь нырнуть в спасительные иллюзии, поддаться сладкому самообману… это было очень заманчиво: к примеру, обвинить во всём нежный возраст соперницы. “Вы с ней похожи”, - сказал Марк, и теперь Илона изо всех сил отгоняла от себя мерзкое, обеляющее её саму, объяснение: он ушёл лишь потому, что Кострова моложе. Думать так было несправедливо по отношению к Марку, несправедливо по отношению к славной доброй девочке, но… это так успокаивало саму Илону.

“Да не потому он ушёл! — снова и снова повторяла про себя она. — Марк действительно любит Кострову, только и всего”. Так просто. Так больно. Мы выбираем, нас выбирают…

Она не помнила, ела ли в эти дни. Что-то, кажется, всё-таки ела: поднималась с дивана, заставляла себя выходить на кухню, заваривала чай, машинально жевала какую-то сухомятку, потому что так было надо. Необходимо было учиться жить заново. А затем снова возвращалась в комнату и ложилась на диван, не раздеваясь. Сил дойти до спальни уже не было.

На третье утро подобного существования Илону разбудил звук ковыряющегося в замке ключа, и она поняла, что ей грозит вторжение извне: ну конечно же, мама… Самый неподходящий в мире момент для визита. А впрочем, всё равно. Сил делать приветливое лицо и изображать радушие нет и не будет.

— Что происходит? — с ходу бодро вопросила мать, влетая в комнату. — Трубку какой день не берёшь и не перезваниваешь… А почему ты в таком виде? С Марком поссорились?

— Мы расстались, — сказала Илона чужим, даже на собственный слух, голосом.

— Я так и знала! — мама всплеснула руками. — Ты в своём репертуаре: неужели так сложно просто удержать мужика?!

— Ты тоже в своём репертуаре, — не выдержала Илона. — Почему, ничего ещё толком не зная, ты с ходу решила, что это именно он меня бросил, а не я сама, к примеру, от него ушла?!

— Ты бы бросила, как же, — мама сложила губы куриной гузкой. — Вешалась ему на шею, как кошка… Даже смотреть неловко было.

— Так не смотрела бы. Никто тебя не заставлял, — Илона устало опустила голову на валик дивана и прикрыла глаза.

— А вообще… — мать ненадолго задумалась, после чего решительно тряхнула головой. — Всё к лучшему. Он мне никогда не нравился. Слишком высокого о себе мнения, напыщенный и чересчур смазливый. Привык, что бабы постоянно вешаются ему на шею, только пальчиком помани… Вот и не ценит то, что имеет.

Поскольку Илона никак не отреагировала на эту пламенную речь, символизирующую, должно быть, самое искреннее родственное участие, мама искоса взглянула на неё и добавила:

— Кстати, я совсем недавно кое-что о нём узнала… Не хотела тебя расстраивать, но теперь уж чего, раз вы всё равно не вместе…

— Что? — хрипло спросила Илона, приподнимая голову и открывая глаза.

— Говорят, этот твой Марк к студенткам слабость испытывает. До меня слухи дошли, через питерских знакомых… была там у него одна не очень красивая история. Ты как, не замечала за ним ничего подобного? — каждое слово было, как нож в сердце. — Ни за кем из девушек он у вас в университете не увивался? А то мало ли… седина в бороду, бес в ребро.

— Мама! — снова не выдержав, закричала Илона. — Ну что ты несёшь, сама подумай?! Какая “седина в бороду”? Ему всего тридцать семь недавно исполнилось.

— Ладно, ладно, чего ты так заводишься, — мать миролюбиво подняла ладони. — Кстати, ты же, наверное, не в курсе? У него тётка умерла на днях. Ну, та самая, которая после гибели его родителей жила в их квартире… Он, получается, был ей единственным родственником. Родной племянник, как-никак. Вчера похоронили…

— Вот как! — Илона встрепенулась было: наверное, следует позвонить… выразить соболезнования… но тут же осадила себя. Не надо, не надо, не стоит. Это его жизнь. Илоне в ней больше нет места…

— Может, Марк теперь вернётся обратно в свою квартиру, он же на съёмной жил? Придётся волей-неволей чаще его видеть, в одном дворе ведь… — вздохнула мать. — Ох, ну попадись он мне только под горячую руку — я не удержусь, всё ему выскажу!..

— Только попробуй, — сказала Илона, внезапно успокаиваясь. — Тебя вообще это не должно не касаться никаким боком, с какой стати и по какому праву ты собралась ему что-то высказывать?

— По какому праву? Ты же моя дочь! А он тебя обидел! — вскинулась мать.

— Мне не пять лет, чтобы ты бегала разбираться с моими обидчиками из песочницы. И, кстати, раз уж мы заговорили об этом… Отдай мне ключи.

— Что? — не поняла мама.

— Ключи, говорю, запасные верни. От этой квартиры. Я взрослый человек, мам, и меня давно бесит, что ты можешь в любую минуту бесцеремонно вломиться в мою частную жизнь, даже если я совсем не хочу тебя видеть…

Обиделась. Ну конечно, обиделась. Связка ключей была демонстративно, со звоном, брошена на журнальный столик, а дверь через секунду шарахнула так, что с потолка, наверное, посыпалась штукатурка.

А Илона, не чувствуя ничего, кроме невероятного облегчения — точно камень с души сняла — вновь закрыла глаза и быстро уснула.

Она не знала, когда, в какой момент, ей пришла в голову идея встретиться с Костровой и поговорить. Возможно, терзало липкое чувство вины… Ведь, как ни крути, а она тогда поставила их обоих — и Марка, и Полину — в весьма двусмысленное и затруднительное положение. Нет, Илона не сомневалась, что теперь у них всё хорошо — Марк не стал бы тянуть ещё больше, душа его давно рвалась к Полине, он буквально не мог дождаться того момента, когда развяжет себе руки. Но всё-таки… всё-таки не слишком порядочно вышло с девочкой. И если с Марком они всё обговорили и выяснили, то Полина… Нужно было попросить у неё прощения. Илона не была уверена, кому это больше нужно — Костровой или ей самой, но на всякий случай решила не откладывать разговор и на следующее же утро отправилась в общежитие.