Последняя крепость земли - Александр Золотько

Нельзя входить, поняли все.

Снизу, от вестибюля послышались крики. Длинная автоматная очередь и несколько торопливых пистолетных выстрелов.

Трошин встал с кресла и подошел к двери.

Прицел тем временем отыскал очередную жертву – дородную женщину лет шестидесяти, спрятавшуюся в бассейне фонтана. Девятая.

Снизу снова загрохотал автомат.

– Что там? – крикнул Трошин.

По ступенькам вверх бежали его бойцы, Вторая группа.

Трошин остановил первого, рванул за ворот, разворачивая к себе.

– Что там?

– Убивать нас идут! – проорал боец прямо ему в лицо. – Толпа ворвалась в здание и убивает всех на своем пути. Всех…

Боец отпихнул Трошина и побежал вслед за остальными наверх, на крышу.

– Стоять! – крикнул Трошин, но его никто не послушал.

Огнеблок вначале выпустил всех бегущих на крышу, потом начал стрелять.

В вестибюль СИА ворвались люди. Охранники СИА, открывшие двери, чтобы впустить людей, не ожидали, что Патруль будет стрелять…

Патрульные не могли даже представить себе, что люди вовсе не хотели отнять у них жизни, а только пытаются спасти свои.

Толпу можно было остановить, поняли патрульные, но для этого нужно было убить всех. Всех. Расстрелять обезумевших и озверевших от ужаса людей.

Только двое из Второй группы смогли заставить себя открыть огонь.

Первого расстреляли охранники СИА. Второй успел выпустить полный магазин, завалив трупами вестибюль, и даже успел зарядить новый… Передернуть затвор не успел: выстрелил Лукич.

Его в здание внесла толпа, как он ни старался вырваться. Потом началась стрельба, люди падали, стало просторнее и можно было попытаться уйти, но двое в бронекостюмах убивали людей… людей, которые только пытались укрыться в здании от расстрела.

И ни у кого не было выбора.

Выстрел Лукича не смог убить патрульного. Тупоносая пуля ударила в забрало шлема, голова дернулась, патрульный потерял равновесие…

И его смяли. Топтали и рвали. Сорвали шлем с него и с его мертвого напарника и били так, словно оба были живы. До тех пор, пока оба не стали мертвыми.

Били до тех пор, пока бить стало, в общем, некого.

Люди остановились, оглядываясь по сторонам. Им сейчас казалось, что нужно что-то делать… Найти виноватого, например.

Их нельзя было остановить или уговорить, но их можно было попытаться чем-нибудь занять.

Лукич тяжело вздохнул, громко откашлялся, чтобы привлечь к себе внимание.

Тяжелые прозрачные двери главного входа закрылись, оставив шум снаружи. Только тяжелое дыхание уцелевших и стон кого-то из раненых. И еще какие-то крики наверху, на втором этаже.

Лукич медленно – нарочито медленно – прошел мимо людей по лестнице и сел на ступеньку, положив пистолет рядом с собой.

Все, кто был в вестибюле, – почти четыре десятка человек – смотрели на Лукича. И молчали.

И пока не рвались никого убивать – это было главным.

У них включились мозги, с облегчением подумал Лукич. Теперь будет проще. Намного проще. Нужно только перевести дыхание, чтобы сердце не пробило грудную клетку…

– Это же мент! – выкрикнул мужик с залитым кровью лицом. – Ментяра! Я его узнал… Это ж ты, сука, ко мне подходил… Прикидывался… Форму снял – думал, не узнаю? А теперь тут сидишь? В нас стрелял, сволочь! Мочи его…

Мужик подхватил с пола автомат, нажал на спуск.

Автомат молчал. Патрульный ведь так и не успел передернуть затвор.

– Положи ствол, идиот, – тихо сказал Лукич, не отрываясь, глядя в дуло автомата.

В «макарове» участкового еще было семь патронов. Лукич мог пристрелить горластого, но…

– Положи ствол, алкоголик, – сказал Лукич. – Я пришел арестовать преступников. Вот тех…

Лукич ткнул указательным пальцем вверх.

– Тех, кто все это начал. Я пришел их арестовать. Вот мое удостоверение…

Лукич левой рукой вытащил из брючного кармана удостоверение и показал его толпе.

Медали выпали из кармана на ступеньки. Отскочили и упали ниже.

– Ждите меня здесь, – вставая, сказал Лукич. – Я сейчас пойду и арестую тех. А вы будете свидетелями… Слышали? Свидетелями. Бросьте оружие, гражданин… как там тебя?

– Олиференко… – ответил мужик. – Геннадий Семенович…

– Ты, Геннадий Семенович, свои отпечатки пальцев оставил на автомате. Как теперь докажешь, что это не ты стрелял? Ты отпечатки убийцы залапал, а свои оставил…

Олиференко уронил автомат.

– И опять – придурок. Сотри свои пальцы. Ну?

Олиференко стал обтирать автомат вначале голыми руками, потом остановился, растерянно посмотрел по сторонам. К нему подошла женщина и протянула платок.

– Вы тут все – свидетели, – объявил Лукич. – Перепишите фамилии и адреса, чтобы дать показания… Чтобы никто из убийц не ушел без наказания… Стихи, блин.

Лукич повернулся спиной к вестибюлю и стал подниматься по ступенькам.

– И раненым помогите, – сказал он, остановившись возле дверей на второй этаж.

Взялся за дверную ручку, потянул дверь на себя. Только бы не стали стрелять. Ни те, в вестибюле, ни эти, за дверью.

Если меня застрелят, подумал Лукич, Алена меня просто убьет.

Так, с улыбкой, участковый, старший лейтенант милиции Артем Лукич Николаев, вошел в оперативный центр. И был несколько разочарован – на него не обратили внимания.

Все смотрели на оператора-один. А тот танцевал какой-то странный танец, смесь кадрили, брейка и пляски Святого Витта.

И он, между прочим, имел на это полное право. Лешка Трошин также имел полное право танцевать от радости, но не мог – сидел на полу и размазывал слезы по лицу.

…Получилось. Получилось! Слышите, сволочи? Убийцы… У нас получилось… Обломайтесь, козлы…

На лестничной клетке, когда боец оттолкнул его, Лешка вдруг вспомнил, что они с оператором-один совсем недавно совершили должностной проступок, практически уголовное преступление. Они вывели два огнеблока из-под управления системы. Для того чтобы не дать уничтожить кадропроектор.

Они переключили на ручное управление два огнеблока. Трошин влетел в оперативный центр и пинком погнал оператора-один к его рабочему месту. Оператор как раз собирался уходить. Куда-нибудь подальше. Чтобы не видеть всего происходящего…

Ситуацию он понял за полторы секунды. Еще три секунды у него ушло на то, чтобы переключить огнеблоки на себя и на запасной пульт.