Личное дело - Владимир Крючков

Теперь несколько фактических моментов и пояснений к приведенной цитате.

В течение многих лет Юрий Владимирович страдал болезнью почек и сердца. В 1966 году случился инфаркт миокарда, тяжелый, почти на два месяца приковавший его к постели. Врач тогда прямо сказал Андропову: если хотите жить и работать, надо облегчить работу сердца. «Вот видите, Юрий Владимирович, — сказал доктор, — графин воды. В нем два литра. В вашем организме 10 графинов лишней жидкости, то есть 20 литров. Это нагрузка на сердце, выполняющее роль перекачивающего насоса». Андропов за четыре месяца сбросил более 20 кг веса и благодаря физической зарядке и режиму питания неизменно держал форму. После этого сердце ни разу не подводило его.

В конце 60-х годов чешские врачи предложили Андропову сделать операцию на почках в целях предупреждения тяжелого заболевания и выхода их из строя вообще. Однако гарантии не давали. Юрий Владимирович советовался с врачами, с семьей, говорил со мной и решил от операции воздержаться. Решение принимал сам. Болезнь почек все ощутимее давала о себе знать, он скрупулезно выполнял все рекомендации врачей и в общем-то держался вплоть до 1983 года.

Хотел бы подчеркнуть, что в Комитет госбезопасности не поступали сигналы, которые подвергали бы сомнению действия советских врачей при лечении Андропова. Что касается Евгения Ивановича Чазова, то для его методов лечения всегда были характерны заботливость, компетентность и полная отдача своих сил и времени. У Е. Чазова не отмечалось стремления монополизировать истину. Кстати, сам Андропов высоко ценил Чазова как врача, следовал его предписаниям и относился к нему с уважением.

В начале 1983 года Андропов почувствовал себя хуже и откровенно пожаловался мне на недомогание. Жаловаться он, кстати, не любил. Ни о чем при этом не просил, но сказал, что временами ему становится невмоготу. У меня возникла мысль обратиться к зарубежным врачам — не из чувства недоверия к нашей медицине, а исходя из пословицы: «Один ум — хорошо, а два — лучше». Близкие друзья поддержали это предложение, но тут возникла необходимость получить добро от кого-либо из членов высшего руководства.

Мои звонки натолкнулись на любопытную реакцию. Идея, мол, хорошая, но мир может узнать, что руководитель Советского государства болен, начнутся спекуляции и т. д. и т. п. Дмитрий Федорович Устинов, кому я позвонил первому, поначалу отверг это предложение напрочь: «До сих пор в мире мало что знают о состоянии Андропова, а если пригласить иностранных специалистов, то все моментально разлетится по свету. Не навредим ли Юрию Владимировичу и государству?»

В конце концов этот «довод» удалось отбить контраргументом, что в случае неблагоприятного исхода мир так и так узнает правду о его здоровье из наших некрологов, которые неизменно отличаются откровенностью, даже с перебором. «Гуманен ли такой подход?» — спросил я. Согласие на привлечение иностранного специалиста было получено при условии сохранения конфиденциальности. Сам Андропов своего мнения на сей счет не высказывал, заметив, что этот вопрос пусть решают без его участия.

Вот тогда-то, летом 1983 года, в Москву и был приглашен профессор А. Рубин, посетивший Андропова в больнице. Волновались оба. Переводчик был наш. Американский врач первые минуты оценивал ситуацию, определял оптимальную линию собственного поведения. Он, конечно, увидел, что перед ним тяжело больной человек, и быстро взял инициативу в свои руки. Он, разумеется, понял, что пациент смотрит на него, как на последнюю надежду. Юрий Владимирович почти не задавал вопросов. Рубин нашел заболевание почек серьезным, дал ряд практических советов, а на вопрос Андропова, сколько времени он будет работоспособен, на что может рассчитывать, уклончиво, дипломатично ответил: «При выполнении рекомендаций врачей можете сохранить работоспособность и на пять, и на восемь лет, а там будет видно».

В январе 1984 года Рубин еще раз приезжал в Москву, осмотрел Андропова, но был бессилен что-либо сделать.

А. Рубин сдержал слово, не нарушил обет молчания. Мне же рассказать об этом дают право книга Е. Чазова и другие публикации, появившиеся в печати в последнее время.

Предпринималась еще одна попытка найти эффективный метод лечения заболевания Андропова — при помощи лечащего врача бывшего канцлера Австрии Б. Крайского, у которого было такое же заболевание почек, как и у Андропова. Через лечащего врача Крайского удалось приобрести важный медицинский прибор для очищения крови, получить несколько полезных рекомендаций и обменяться опытом лечения. Проявил большое внимание, участие и сам Крайский, который, основываясь на личном опыте, просил посоветовать Андропову особенно не ограничивать прием жидкости, дабы не мучить себя жаждой. «Легче сделать лишнюю процедуру очищения крови», — заметил он.

До последней минуты Юрий Владимирович — этот мужественный человек — продолжал напряженно думать о делах, постоянно требуя от своих товарищей полной самоотдачи, честности и принципиальности, плана новых действий и решений. Он страстно выступал за оздоровление общества, призывал к беспощадной борьбе с коррупцией, выступал за равную ответственность всех и каждого перед законом. Огромную надежду в этой связи Юрий Владимирович возлагал на партию, в которую верил, понимая, что ее огромные потенциальные возможности так и оставались в полной мере не задействованными. Во внешних делах он придерживался правила — никогда не поступаться интересами отечества. В могуществе, военном и экономическом, в духовности нашего народа видел залог величия Советского государства. Не стоит, однако, считать, что Андропов тем самым исключал возможность компромиссов при решении международных проблем, отнюдь нет! Но, как он часто подчеркивал, компромисс оправдан лишь тогда, когда соблюдены все жизненно важные интересы государства и когда в основе его лежит не слабость одной из сторон, а реальный баланс сил.

С годами память все чаще воскрешает передо мной образ Юрия Владимировича Андропова и особенно последние его недели и дни. Он отгонял от себя мысли о смерти как о физическом рубеже жизни, но в его словах, рассуждениях постоянно присутствовала озабоченность, тревога по поводу того, что будет с государством, партией не в отдаленном, а в ближайшем будущем и что он должен успеть сделать. По-моему, что его особенно угнетало, так это отсутствие у него решения, даже четкого мнения относительно преемника на посту руководителя партии и главы государства.

31 декабря 1983 года, уже лежа в постели, Юрий Владимирович встретил свой последний Новый год. Поздравить Андропова с наступающим праздником пришли председатель КГБ СССР В. Чебриков, начальник охранного управления Ю. Плеханов и я. Медицина просила не злоупотреблять временем, не слишком утомлять больного, но Андропов не торопился, своим поведением давал понять, чтобы мы не уходили. Врачи позволили ему выпить бокал шампанского. Тогда впервые на глазах у него блеснули слезы…

Наше свидание с Юрием Владимировичем продолжалось более часа. При прощании он подал мне знак, чтобы я задержался и остался у него один. Я дошел до двери и, извинившись перед товарищами, вернулся к Юрию Владимировичу. Он полулежал на койке, была заметна его усталость, живыми казались одни лишь глаза. Его лицо стало грустным и тяжело задумчивым. «Спасибо. Еще раз прощай. Позванивай», — очень тихо, но внятно произнес он. Мы обнялись. Больше живым я его не видел.