Сжигая мосты - Юлия Гатальская

Подобное открытие слегка напрягало меня. Не то чтобы я думал, что люблю Таню, я на самом деле никогда об этом не задумывался, но всё-таки мне хотелось бы верить, что наши отношения строятся не на одном только голом сексе. Наверное, отдалённость от родной страны, от привычной жизни сделала своё дело и я смог немного отрезвить свой пыл, осознав некоторые вещи, которые раньше мне осознавать было недосуг. Я, по сути, ничего не знал о Тане, о её прошлой жизни, бывшем муже, она никогда не делилась своими чувствами и никогда не заговаривала о моих, её попросту они не интересовали. Если раньше я об этом несильно-то и задумывался, то теперь же я всё больше убеждался, что у нас со Спициной нет ничего общего, и самым неприятным в этой ситуации было осознавать, что Таня и не стремится это общее нажить, её всё устраивает, в отличие от меня.

Я вдруг вспомнил её поведение в Диснейлэнде, её отношение к моему ребёнку. Она даже не пыталась предпринять попытку наладить с Катей контакт хотя бы ради меня. Напротив, она сделала всё, чтобы моя дочь уехала и больше не желала общения со мной. К моему огромному сожалению, тот факт, что я начал понимать, кто такая Таня, сумев абстрагироваться от непреодолимого желания обладать её телом ежеминутно, облегчения мне не принёс, напротив, мне это было неприятно. Однако я по-прежнему остро нуждался в ней, а она, как я надеялся, во мне. Её поведение я мог списать на плохое воспитание, на эгоистичное желание обладать мной единолично, не подпуская ко мне Катю, но только не на безразличие, во всяком случае, мне хотелось в это верить. Любила ли Таня меня? Не знаю, она никогда об этом не говорила, как и я сам. Мне вдруг впервые за всё время нашего знакомства сильно захотелось выяснить кое-что.

– Почему ты со мной? – неожиданно для самого себя и для Тани задал я вопрос.

Она бросила на меня беглый взгляд из-под длинных отяжелённых тушью ресниц, и мне показалось, что в её глазах промелькнула подозрительность. Я не успел хорошо рассмотреть, Таня уже вернула взгляд в свою тарелку

– Ты классный, – непринуждённо ответила она, слегка пожимая плечами. – У тебя шикарный зад и ты очень хорош в постели.

Вот и всё, всё просто, прямо и лаконично. Никакой тебе любви до гроба и прочей розовой фигни, делающей нас слабаками и идиотами. Спасибо за откровение, детка.

С этими словами она отложила приборы, сделала глоток вина и, хитро улыбаясь, подошла к моему стулу, опустилась передо мной на колени, схватившись своими наманикюренными пальчиками за металлическую пряжку ремня моих брюк.

«И у тебя есть деньги», – добавил я про себя, но тут же забил на эту мысль, когда почувствовал на себе горячий язык этой чертовки. Задумываться над тем, достаточно ли этого для меня, для того, чтобы чувствовать себя счастливым, мне уже не хотелось, какая разница, если в тот момент мне было безумно хорошо с ней.

***

Декабрь приближался к середине, и я ходил по магазинам, присматривая подарок для Катюши на Новый год. Таня не захотела составить мне компанию, её не привлекала перспектива потратить несколько часов на выбор подарка моей дочери. Она вообще делала вид, что никакой дочери у меня нет, и каждый раз, стоило мне произнести её имя, морщила носик и переводила тему. Сейчас же она отправилась в СПА-салон, и я знал определённо, что это займёт у неё не меньше половины дня.

Мой выбор пал на коллекционную красивую, на мой взгляд, фарфоровую куклу в забавном нарядном традиционном китайском платье. Мне подумалось, что эта необычная китайская кукла обязательно должна понравиться Кате. Когда я, с завёрнутой в тонкую хрустящую бумагу куклой, проходил мимо сувенирной лавки, мне бросилась в глаза одна симпатичная вещица. Это была небольшая музыкальная шкатулка в виде цветка. Почему-то подумав о Веронике, я купил её и принёс домой вместе с куклой. Мелодия шкатулки представляла собой какой-то китайский перезвон колокольчиков и меня никак не воодушевляла, а, напротив, слегка даже раздражала. То ли я настолько соскучился по Бору, то ли по родителям, но мне вдруг захотелось сесть за электронный рояль, который заменял мне мой классический в те часы, когда мне было особенно тоскливо в чужой стороне, и записать какую-нибудь новую мелодию. Надо признать, что у меня ни разу не возникло желания сыграть что-нибудь в присутствии Тани, да она никогда и не просила, хотя знала о моём увлечении музыкой, но наедине с собой я иногда давал волю своим пальцам, лаская чёрно-белые клавиши и наслаждаясь разливающимися по комнате звуками.

Я постоянно давил в себе мысли о том, что скучаю не только по дочери. Признаться самому себе в том, что я скучаю по Веронике, особенно после того, что я был совершенно убеждён в том, что мне там уже ничего не светит, было невыносимо трудно, и это осознание пригибало мою гордость к полу с неимоверной силой поработителя. Но в воздухе уже витал густой запах приближающегося семейного праздника, что делало меня сентиментальным до тошноты.

Моя стойкость в непризнании очевидных вещей в моём отношении к бывшей жене всё-таки имела одну брешь. Я позволил себе небольшую слабость, которая характеризовала меня не иначе как законченного мазохиста. Ничего удивительного, Лиза уже давно подозревала это во мне. В моём кабинете, в столе, который закрывался на ключ, лежала одна вещь, которую я доставал в минуты одиночества и непреодолимой тоски и любовался ею исподтишка, чувствуя, как сжимается всё внутри от прорезающихся сквозь толстую плёнку напускного равнодушия унылых мыслей, уносящих меня в прошлое. Это прошлое казалось мне настолько недосягаемым и нереальным, что могло бы представиться сном, если бы не живое тому доказательство – моя обожаемая дочь, унаследовавшая цвет моих волос и глаз.

Вот и теперь, оказавшись наедине со своей грустью, я направился в кабинет и извлёк эту вещь, которой была та самая фотография Вероники с её дня рождения, присланная Лизой, распечатанная и помещённая моей рукой в маленькую золотистую рамку. Глядя на фото своей бывшей жены, я вновь ощутил тянущую боль в левой части груди. Чёртов мазохист!

Я вернулся в гостиную, поставил фоторамку на электророяль и сел, продолжая смотреть на фото. Воодушевлённый милой улыбкой бывшей жены, я начал играть давно забытую мелодию, которую сочинил для неё в первый год нашего знакомства. С каждым звуком ощущение неправильности всего происходящего разрасталось во мне, но я продолжал играть, будто бы пытался этой игрой найти ответы на вопросы, которые боялся задавать самому себе. Постепенно я перешёл с заученной наизусть мелодии на другую, новую, но отдалённо напоминающую ту самую первую. Эта мелодия была резче, отрывистей, но всё такой же волнующей. Я словно хотел выплеснуть через неё свои эмоции, поделиться ими с неодушевлённым роялем. Не знаю, сколько прошло времени, пока я сидел в гостиной и играл, играл, погружаясь в собственные мысли, но настойчивый телефонный звонок прервал мою игру. Взглянув на дисплей, я обнаружил на определителе имя сестры.

– Привет, – сухо поздоровался я, пытаясь вернуться в настоящее.

– Привет, пропажа! Что с голосом?

– Всё нормально, ты как?

– Да я по делу звоню. Мне нужны реальные материалы для курсовой, ты не мог бы поделиться своими старыми балансами и финансовыми отчётами. У меня тема «Финансовый анализ предприятия», там нужно кучу показателей сравнить и гору расчётов произвести, а цифры должны быть правдоподобными для среднего бизнеса.