Учитель - Филип Жисе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Смущенная улыбка появилась на лице старика. Рассказать свою историю одному-двум людям — это просто, но вот рассказать ее тысячам, а может даже миллионам, это совсем другое. Тут надо было проявить недюжинную храбрость.
— Не этого ли ты хотел? — подумал Александр Петрович. — Ты хотел познакомить людей с истиной? Так знакомь. Прочь сомнения, прочь страхи. Сердце не ведает страха, ему чужды сомнения.
— Я не против, — сказал Александр Петрович после небольшой заминки.
— Замечательно, — сказала Виктория и достала из сумочки блокнот и ручку. — Видите, я не совсем дура, — девушка улыбнулась.
— А разве кто-то говорит, что вы дура? Кроме вас самих, никто. Не будьте столь самокритичной. Критика убивает любовь. Человек, который не испытывает любовь к себе, не будет испытать ее и к кому-либо другому.
— А, жизнь сердцем. Я уже поняла. Хорошо не буду. Ну или хотя бы постараюсь этого не делать. Я попробую воскресить в памяти вашу историю и перенести ее на бумагу, а вы, если что, поможете мне, окей?
— Окей, — кивнул старик.
Девушка принялась чиркать ручкой по бумаге, время от времени уточняя у старика детали биографии или самой истории. Когда она закончила, то отложила ручку в сторону и принялась перелистывать страницы блокнота, чтобы убедиться все ли записала.
— Кажется все, — Виктория довольно улыбнулась и посмотрела на старика. — Теперь осталось задать вам несколько вопросов. Вы не против?
— Нет, — рассмеялся старик. — Но рядом с вами я себя чувствую, словно нахожусь на допросе.
— О, простите.
— Ничего, ничего. Не беспокойтесь, мне даже приятно, что кто-то интересуется моей жизнью.
— Ну если так, тогда давайте проясним некоторые моменты. Куда вы собираетесь идти дальше? Или вы пока решили остановиться в Черкассах?
— Знаете, мне настолько понравилось путешествовать, что теперь не могу долго сидеть на одном месте. Мое сердце побуждает меня двигаться вперед, поэтому не сегодня, так завтра, снова отправлюсь в путь. Вы знаете, у нас очень красивая страна, поэтому пока я еще жив, хочу увидеть как можно больше мест. А вот куда пойду дальше, этого никто не знает, даже я, пока что иду вперед, хотя умереть я хочу дома, в Киеве.
Виктория вздохнула.
— Вы поразительный человек. Если бы я не видела вас, а только слышала о вас, то подумала бы что вы сумасшедший. Вы очень мужественный и целеустремленный. Я уважаю таких людей. Именно такие люди и творят историю. Тем не менее, мне трудно вас понять, трудно понять, зачем человеку бросать все и следовать, как вы говорите, зову сердца. Сидели бы себе в тепле и уюте дома…
— И доживал бы свой век, — Александр Петрович, казалось, загрустил.
— Ой, простите, — Виктория закусила губу и скривилась.
— Ничего страшного, Виктория. Просто, когда я думаю, что если бы сидел сейчас дома в тепле и уюте, то доживал бы свой век, с ужасом встречал бы каждый новый день, и, — старик вздрогнул, — с ужасом ложился бы спать, думаю, что могу не проснуться или следующий день последний. Нет, Виктория, оглядываясь назад, я могу сказать, что я рад, что ушел из дома. Сегодня я не боюсь умереть, я наслаждаюсь каждым новым днем и стараюсь не думать, что он может быть последним. Я чувствую, что делаю великое дело, и осознание этого наполняет мою жизнь счастьем и удовлетворением. Кроме того, со мной Шарик, — старик улыбнулся и погладил собаку, лежащую у ног. — У меня интересная жизнь, Виктория. Мне не приходится скучать. Каждый день я вижу что-то новое, каждый день я делюсь с людьми истиной. Знаете Виктория, такую жизнь я не променял бы ни на какие уют и тепло, — Александр Петрович почувствовал, как на глаза набежали слезы.
Виктория что-то записала в блокнот и посмотрела на старика.
— Александр Петрович, у меня просто нет слов, чтобы выразить вам свое восхищение. Я все сделаю для того, чтобы люди узнали о вашей истории. Украине есть кем гордится.
— Спасибо, — старик отвернулся от девушки, чтобы она не заметила слезинку, скатившуюся по щеке.
— Может у вас есть все же какие-либо предположения, куда вы пойдете после Черкасс?
— Мне нравится Днепр, — сказал Александр Петрович. — Я никогда не замечал его красот. Знаете, Виктория, я хочу и дальше двигаться вдоль Днепра.
— Тогда, Александр Петрович, вам одна дорога — на Чигирин и дальше на Кременчуг, в общем, на юг. А когда собираетесь вернуться домой в Киев?
— Хотел бы я знать, — старик окинул взглядом противоположный берег реки. — На дворе только март. Ушел я из дому в январе. Январь, февраль, март, — старик принялся загибать пальцы на руке. — Врачи говорили, что у меня есть полгода, значит, в апреле надо будет возвращаться домой, если я все же хочу увидеть родных перед…, - Александр Петрович не договорил, взгляд его устремился вверх, туда, где кучки облаков медленно плыли по небу.
— Я все хотела спросить вас, Александр Петрович, — Виктория что-то чиркнула в блокноте и взглянула на старика. — А почему вы решили уйти из дому? Можно же было и не покидая Киев делать то, что делаете вы — делитесь с людьми истиной. Почему вы решили, что для этого надо обязательно уходить?
— Даже не знаю, что вам ответить на это, Виктория, — растерялся Александр Петрович. — Я не помню, чтобы раньше задумывался о том, почему мне надо уйти из Киева. Наверное, я просто хотел убежать от цивилизованной жизни с ее отупляющими и разнеживающими человека всевозможными благами, комфортом и уютом. А еще причина, полагаю, и в том, что я хотел, чтобы о жизни сердцем узнало как можно больше людей. Мне хотелось, чтобы не только люди в Киеве узнали о жизни сердцем, вернее не столько в Киеве, как в других городах. Знаете, Виктория, Киев — хороший город, но в нем особенно много людей, живущих разумом. Сама атмосфера города, его статус, высокий уровень жизни, разнообразие всяких удовольствий, — все направлено на то, чтобы человек и дальше укреплялся в своем невежестве. Боюсь, что бороться с невежеством столичных жителей одному человеку не под силу. Жители Киева слишком невежественны, эгоистичны и корыстны. Они не любят и не ценят знания,