Боги Атлантиды. В поисках утраченных знаний - Колин Генри Уилсон

Этими словами он описывал интуитивную догадку, осознание правого полушария мозга, «взгляд с высоты». Увиденная с высоты, вся сложность и вся противоречивость человеческого опыта растворяется в простой целостности. Ученик Гурджиева Успенский пережил нечто похожее (по всей вероятности, под воздействием веселящего газа) и описал этот опыт в главе «Экспериментальная мистика» в своей книге «Новая модель вселенной».

Он пишет: «Все существует в единстве, все связано друг с другом, все здесь чем-то объясняется и, в свою очередь, что-то объясняет… Этот новый мир, с которым человек входит в соприкосновение, не имеет отдельных сторон, так что нет возможности описывать сначала одну его сторону, а потом другую…»[167]

Вот почему Грейвз пришел в замешательство, попытавшись описать пережитое: он старался найти «отправную точку», которой не существует. Продолжая искать ее, он упал с небес на землю, и озарение попросту исчезло.

Я предполагаю, что и Бенджамин Блит, и создатель «ниневийского числа» были способны взглянуть на мир с высоты по собственной воле, в то время как современный человек находится в том же положении, что и Грейвз, вернувшийся на землю. Все теперь отделено друг от друга, все разобщено.

В книге «От Атлантиды до Сфинкса» я рассказал про антрополога Эдуарда Холла, который на протяжении нескольких лет изучал североамериканских индейцев и поведал о том, как один из его студентов решил заснять на пленку детей на школьной спортплощадке. Посмотрев фильм несколько раз, студенты Холла ощутили некий неслышный ритм. Когда фильм увидел любитель рок-музыки, он поставил в качестве звуковой дорожки к фильму запись из своей коллекции. Дети словно бы танцевали под рок-музыку, как если бы их танцем руководил некий хореограф. Очевидно, они танцевали под некий ритм из собственного подсознания. По этой причине Холл назвал свою книгу «The Dance of Love» («Танец жизни»),

А Шваллер де Любич заявлял в книге «Sacred Science» («Священная наука»): «Всякое живое существо пребывает в контакте с ритмами и гармоническими вибрациями всех энергий вселенной»[168].

В книге «От Атлантиды до Сфинкса» я рассказал также о книге «The Infinite Harmony» («Беспредельная гармония») Майка Хейса, в которой он рассказывает о собственном открытии — связи между музыкой и кодом ДНК В то время ни я, ни Майк Хейс понятия не имели о том, что в 1976 году юнгианец доктор Мартин Шонбургер выдвинул ту же теорию в книге «I Ching and the Genetic Code» («И Цзин и генетический код»), написанной под влиянием доктора Мари-Луизы фон Франц. Ее же обсуждает специалист по тайцзи Грэм Хорвуд в книге «Tai Chi Chuan and the Code of Life» («Тайцзи-цюань и код жизни»).

Хейс посещал лекции по генетике Лестерского университета; узнав о четырех основаниях, которые складываются в триплеты (или РНК-кодоны) 64 способами, он вспомнил про И Цзин (Книгу перемен), которая описывает 64 гексаграммы, состоящие каждая из шести черт или двух триграмм по три черты. Эти черты бывают двух видов — целые и прерванные.

Хейс узнал также о том, что триплетные единицы РНК соединяются с другими триплетами, образуя молекулу ДНК. Иначе говоря, двойная спираль ДНК состоит из 64 гексаграмм, как И Цзин. Хейс спросил себя: знал ли о коде жизни Фу Си, легендарный создатель И Цзин? Он предположил по аналогии с Книгой перемен, что в ДНК есть восемь типов триграмм. Так оно и оказалось. Хейс осознал, что набрел на интереснейшую тему.

Хейса поразил и тот факт, что для производства протеина необходимо 20 аминокислот плюс еще две для позиций «старт» и «стоп» — итого 22. Хейс вспомнил, что Пифагор почитал число 22 священным, поскольку оно символизировало три музыкальные октавы. (В октаве семь нот: до, ре, ми, фа, соль, ля, си, еще одна нота до требуется, чтобы завершить октаву и начать следующую.) Кроме прочего, мистическим является и само число октав — три.

Пифагор, как мы знаем, считается первым из великих мистиков, интересовавшихся числами.

Древние египтяне шли на чудовищные ухищрения, шифруя доступные им знания. Мы уже знаем, что в высоте и основании пирамиды Хеопса зашифрованы размеры Земли. Майк Хейс отмечает, что в предкамере царской камеры имеется гранитный барельеф, площадь которого почти тождественна площади круга с диаметром, равным длине пола предкамеры. Более того, если эту длину умножить на число «пи», мы получим точное число дней в году — 365,2412 пирамидных дюйма. Судя по всему, архитектура древних египтян зиждилась на вере в числа, которые шифруют структуру вселенной.

Когда Майк Хейс изучал три мировые религии (он заинтересовался исламом в Иране), его поразила та роль, которую играли в этих религиях числа 3, 7 и 22. Число «пи», отношение длины окружности к диаметру круга, — это (приблизительно) 22, разделенное на 7. В книге «Беспредельная гармония» приводятся десятки примеров с числами 3, 7 и 22. Хейс называет эти и другие числа «герметическим кодом». Он доказывает, что герметический код — это код эволюции, некий принцип, лежащий в основе развития жизни и перехода на следующие эволюционные ступени.

Как можно видеть, замечание Нарби о том, что шаманы всего мира контактируют с духами посредством музыки, куда более глубокомысленно, чем кажется на первый взгляд.

Согласно Юнгу, И Цзин работает на принципе синхронности или значимого совпадения. Подобно Джереми Нарби, Юнг считает, что мы живем в «разумной вселенной» (в отличие от мертвой механической вселенной XIX века). Когда мы спрашиваем совета И Цзин (или той структуры, которая лежит в основе оракула) со всей серьезностью и подбрасываем три монеты, он дает нам сообразный ответ, указывая на одну из 64 гексаграмм. (Когда в 1951 году Юнг писал предисловие к переводу Книги перемен Рихарда Вильгельма, он тайно советовался с оракулом уже более 30 лет.)

Отсюда становится понятно, что именно подразумевал Хэпгуд под «развитой наукой» древности. Если бы Хэпгуд прочел книгу Нарби, он согласился бы с тем, что знания индейцев о свойствах 80 тысяч растений можно назвать развитой наукой, как и знания древних египтян, позволившие им зашифровать длину года (с точностью до четырех знаков после запятой) в прямоугольном гранитном барельефе.

Нарби, Эдуард Холл, Майк Хейс, Юнг и Шваллер де Лю-бич говорят фактически о том, что в природе есть множество важных знаков, которые мы не видим в упор.

Современный человек практически не в состоянии понять, почему он слеп. Мы видим то, что у нас под носом, и не можем увидеть нечто большее, как бы широко ни таращили глаза.

Есть еще один вид слепоты, описываемый Уильямом Джеймсом в его эссе «Об определенной слепоте в людях». Джеймс вспоминает о том, как пересекал в коляске горы Северной Каролины, смотрел с отвращением на недавно возделанные клочки земли и думал о том, сколь они уродливы. Он спросил кучера, что за народ живет в этих местах. Тот с готовностью отозвался: «Мы не чувствуем себя счастливыми до тех пор, пока не возделаем один из наших участков»[169]. Джеймс внезапно осознал, что для поселенцев всякий участок — это чья-то личная победа, и понял, что они прекрасны.