Голос внутри меня - Брайан Фриман

– Хватит доставать меня. То, что делает Руди, не имеет ко мне отношения.

– Если ты помогал ему, мы упрячем в тюрьму и тебя.

– Ничего я ему не помогал.

– Тогда зачем ты за мной следил?

– Я не следил за тобой.

– Я видел твой «Кадиллак», Фил. Вчера вечером ты стоял напротив ресторана на Эмбаркадеро. А когда я пошел к тебе, ты сорвался с места.

– И что? – спросил Фил. – Это преступление? Вы арестуете меня за разворот в запрещенном месте?

– Что Руди хотел узнать обо мне? Что ты ему рассказал?

– Ничего.

Фрост покачал головой.

– Где ты был сегодня вечером?

– Дома. Один.

– Руди звонил тебе? Ты помог ему сбежать?

– Я был здесь, – хриплым голосом произнес Фил. – Я же сказал. Я никуда не ездил.

Из его горла вырвался булькающий кашель. На землистом лице выделялись запавшие глаза. Он напоминал скелет, одетый в черные шорты и черную майку. От него сильно несло перегаром и пахло тем самым горьковатым сигаретным дымом, что Фрост ощущал каждый раз, когда Фил оказывался поблизости. По всей видимости, Фил говорил правду. Этим вечером он никуда не ездил. Он сидел дома. Курил. И напивался до ступора.

Фрост оглядел пустую улицу, перевел взгляд на гараж. В последний раз, когда он был здесь, дверь гаража была открыта, а само помещение было завалено каким-то хламом и поломанной техникой. Места для машины там не было.

– Фил, где твой «Кадиллак»?

Тот пожал плечами.

– В сервисе.

– Да? В каком?

– Где-то на Мишн.

Фрост наклонился к щели между дверью и косяком. Его лицо оказалось в нескольких дюйма от лица Фила.

– Его ведь взял Руди, да? Ты с ним где-то встретился и отдал свою машину. Вот так он добрался до Сан-Бруно.

Фил не сказал ни слова, но страх, промелькнувший в его взгляде, убедил Фроста в том, что он прав. У Руди есть «Кадиллак». Схватив телефон и поспешив сообщить в штаб поисков новую информацию, он стал спускаться с крыльца. Здесь ему больше делать нечего. Он по горло сыт пьянчугой, который закрывает глаза на чудовищные поступки братца.

Однако едва Истон повернулся спиной к двери, как раздалось ошеломленное бормотание:

– Бог мой.

Фрост обернулся.

– В чем дело?

– Ни в чем, – быстро ответил Фил, но при этом судорожно сглотнул и уставился на трещины в бетонном полу крыльца.

Фрост вспомнил, что на спине белая рубашка пропитана кровью Марии. И понял, что этого зрелища Фил вынести не смог. Одно дело знать, что твой брат убийца. И другое – увидеть кровь жертвы, умершей всего несколько часов назад.

– Да, это его рук дело, – тихо сказал Фрост. – Он перерезает им горло. Ты не представляешь, сколько вытекает крови.

У Фила задергался левый глаз. И он шумно задышал через нос.

– Ты хочешь мне что-нибудь сказать?

Фил открыл рот и тут же захлопнул его. Фрост ждал, гадая, сломается ли тот, но Фил хранил молчание. В конечном итоге Истон раздраженно хмыкнул и пошел дальше. Он уже открыл дверь «Субурбана», когда сквозь шум дождя услышал возглас Фила:

– Эй!

Он повернулся. Фил вышел из дома на крыльцо. Он стоял, уперев руки в бока. Ветер трепал майку на его тощем теле.

– Эй, я не лгал тебе! – крикнул он. – Я не следил за тобой.

Прежде чем Фрост успел задать хоть один вопрос, Фил повернулся, влетел в дом и захлопнул дверь. Истон сел в машину и некоторое время сидел, вслушиваясь в стук дождя по лобовому стеклу. Он прокручивал в голове слова Фила и наконец услышал, как тот голосом выделил последние слова:

«Я не следил ЗА ТОБОЙ».

Фросту стало плохо – в последний раз он чувствовал себя так в тот день на Оушн-Бич. Навалился удушающий страх. И дикое отчаяние.

Он понял. Все понял.

И из памяти зазвучал другой голос. Голос Гильды Флорес, матери Нины:

«Они с Ниной были неразлучны. Как мы с ее матерью. Мы с ней забеременели одновременно, Нина и Табби были для нас первенцами, так что мы очень сблизились».

Фрост схватил альбом с рисунками Хоуп. Ему очень хотелось ошибиться. Не может быть, чтобы Руди Каттер узнал правду. Не может быть, чтобы тот понял, что у Истона есть уязвимое место, – ведь оно запрятано так глубоко, что он сам боится признаться себе в этом. Ему хотелось верить, что это невозможно. Но он напомнил себе, что судьба умеет делать подлости. Что судьба мерзавка.

«Не превращай это дело в личное, инспектор».

«Поздно».

Фрост переворачивал хрупкие страницы альбома. Он читал имена, написанные под каждым рисунком. Десятки имен, даты, растянувшиеся на несколько лет. Матери и младенцы. Матери и дочери. Матери и жертвы.

И нашел.

«Кэтрин и Табита».

Каттер охотится за Табби.

Руди сидел в старом «Кадиллаке» в двух кварталах от гавани. Он сидел здесь уже несколько часов и сквозь темноту и пелену дождя смотрел на жилое здание на противоположной стороне улицы. Близился рассвет воскресенья, но день обещал быть пасмурным, без восхода, только с унылыми черными тучами. Вести наблюдение помогал только свет уличных фонарей. Скрытые темнотой, яхты оставались невидимыми.

Одежда так и не высохла. Она была покрыта грязью и кровью. Ему с большим трудом удалось сбежать с кряжа. Копы спускались по склонам, как рой саранчи, и даже в тумане он едва смог проскользнуть мимо них на пути к парковке у колледжа Скайлайн. Луч прожектора с вертолета осветил «Кадиллак» всего через пару секунд после того, как он забрался внутрь.

Он же не дурак. Понимает, что у него осталось мало времени. Его же все ищут.

Улица вокруг была пуста. В окне третьего этажа зажегся свет, и за шторами появился силуэт. Руди поднял бинокль, но ничего не увидел. Еще ночью, часа два назад, брат Истона вышел из дома, а после этого окна оставались темными. До настоящего момента. Значит, она встала. В ресторанном деле выходных не бывает. Скоро она пойдет на работу.

Руди взял с заднего сиденья пальто и достал из рюкзака все, что ему могло понадобиться. Тазер. Нож. Скотч. И часы Марии, уже разбитые, со стрелками, застывшими на три сорок две. Их он положил в правый карман пальто. Итак, он готов. Руди устремил взгляд на лестницу, ведущую от парадного на тротуар, и стал ждать.

Странно. Он больше не чувствует себя живым. Оцепенение, которое определяло всю его жизнь в течение многих лет, вернулось. Когда он полоснул ножом по шее Нины Флорес, он ощутил такой же кайф, как от чистого героина. Хоуп была Ниной; Нина была Хоуп. Он наконец-то смог покарать свою жену за то, что она сделала с их дочерью. Потом, после каждого убийства, он жил предвкушением идеального момента насилия. Это стало наркотической зависимостью.